Тот самый сантехник 9 - Степан Александрович Мазур

Он вышел в коридор и начал обуваться, когда Леся вдруг добавила:

— Учти, Боря. Вы братья. И оба меня устраиваете. Так что, либо он женится, либо… ты.

Глобальный и без того был обескуражен известиями и просто не придал этой фраза особого значения. Но когда начал спускаться по лестнице, по спине холодок прибежал.

«А ты что хотел? У девахи всё схвачено. Да если бы кто-то о её жизненном плане знал, в очередь бы многие выстроились», — добавил внутренний голос и тут же напомнил: «Но ты же Раисе обещал».

— Это не я обещал, это… самогон, — ответил Боря сам себе уже на улице, снова понимая, что до психических заболеваний с такими перипетиями жизни один шаг.

Он снова попытался дозвониться до младшего брата, но тут до него самого дозвонились. И ни кто-нибудь, а сам Василий Степанович Дедов.

— Степаныч, здорова. Как отдыхается? Как там Зоя? — тут же ответил ему Боря, отряхивая ноги и усаживаясь на водительское сиденье.

— Да вот на Самуи добрались. Экскурсия у нас. Вода бирюзовая, обезьяны орут из джунглей. Трансвеститы рослые с сиськами торчащими на фут-корте бананы с ананасами раздают. Жить можно. А Зоя просит тройничок устроить. Мол, верхняя часть транса мне, а нижняя — ей. Ну или передняя ей, а задняя — мне. Но я походу, старовер. Не рискну. Эх, им бы в баскетболистки податься или в волейбол играть. А они только хер в стрингах проветривают. Не рационально! Но здесь пока только три пола. А в мире, поговаривают, уже шестьдесят. А я только пять насчитать способен: он, она, оно, они и не мы. А где ещё 55 взять? Дальше только маты на уме. Но «долбаёб», «говно» и «мудчилла» почему-то не подходит. В них, мол, уважения нет. Но ярко прослеживается оттенок ненависти. А у некоторых даже пятно страсти имеется. Но я от таких стараюсь держаться подальше и молчать себе в тряпочку, пока не депортировали.

Боря даже не улыбнулся. Заграница есть заграница. Там свои заморочки. Не до неё сейчас.

Сантехник только спросил в лоб:

— Слушай, а если бы ты узнал, что Нине Альбертовна наворовала за свою жизнь в конторе Светлый Путь больше, чем ты смог бы за две жизни заработать, то что сказал бы?

— Что закусывать надо, — послышалось из динамика. — А что?

— А сорок миллионов вам тринадцатой зарплатой случайно никогда не выдавали? Ну или там… премией? — сделал последнюю попытку не наговаривать на человека Глобальный.

— Помню один раз ведро картошки насыпали, когда в приватизированном колхозе душевые наладил им без очереди, — попытался припомнить бонусы от работодателя Степаныч. — Точнее, нам целую телегу той картохи привезли в штаб управляйки, но после всей делёжки мне только ведро и досталось.

— Понятно.

— Чего тебе понятно?

— Степаныч, давай вечером созвонимся. Дела сейчас. Поздравь там Зою. Всё… не скучайте.

— Ага.

Наставник отключился, так и не рассказав, откуда подруга дней его суровых столько наворовала. А Боря тут же снова на телефон посмотрел, пальцем в контактах полистал, пока на «Коба» не остановился.

— Моисей Лазаревич, добрый день. Вы случайно не знаете, где Роман?

— Приветствую, Борис. Нет, не знаю. Сегодня же выходной. Дал им день в себя прийти от творческого угара. А завтра пусть снова пашут от зари до зари. Но если хоть немного умные, как вы, то и сегодня пишут материал в бомбоубежище. Только проветрили.

— Моисей Лазаревич, ну что вы такое говорите? С вентиляцией на студии всё в полном порядке. И всегда есть где помыться, — укорил Боря коллегу по музыкальному бизнесу полушутя.

— Ваша правда, Борис. Но они же рокеры, а чем засаленнее и длиннее волосы, тем проще махать хаером. Всё, мне пора.

— С праздником супругу вашу. Передавайте привет Саре… Ивановне.

— Ибрагимовне, — поправил продюсер. — Да уж, передам. Только о вас и говорит, Борис… Бывайте!

Убрав телефон в куртку, Боря вскоре приехал к студии. Дверь в бомбоубежище была закрыта на ключ. Открыл своим. Спустился в катакомбы и тут же понял, что внизу кто-то есть. В коридоре горел свет.

Пройдя мимо кухни, Глобальный рассчитывал найти всех за стеклом и у аппаратуры звукозаписи, но вместо этого звуки раздавались из кабинета режиссёра.

С тяжёлым сердцем Боря открыл дверь и замер с приоткрытым ртом. Вся мужская часть группы с четырёх сторон работала над… Диной. Насчёт сторон хоть по компасу ориентируйся, ибо с востока, поддерживая правый сосок и поглаживая правую булочку ответственной режиссёрки группы, трудился гитарист с кликухой Кинг-Конг, обнажённый по пояс. Тогда как с запада левая грудь и правая булка досталась Моне-Монаху, одежды на котором вообще не осталось, если не считать носок. С юга во всей красе виднелась мохнатая задница басиста Лютого, активно обрабатывающего задний вход, доверив запасной большому пальцу. Ну а королём севера на этот раз был клавишник Дичь, которого Дина держала под уд и туда же говорила, как в микрофон:

— Так, ты, с тыла, давай-ка поактивнее! Рома, как картинка? Соски видно?

Картина была бы не полной, если не присутствие Новокурова за установленной стационарно камерой у стола кабинета. Он снимал с северо-востока, из-за стола к двери. И когда дверь открылась, в кадр неожиданно попало новое действующее лицо.

— Боря! — воскликнул выбывающий солист группы Город на Неве. — Какими судьбами?

От известия о новом действующем лице произошло сразу следующее: Дину начало накрывать оргазмом, а волосатый настолько, что мог прикрываться пышной причёской вместо одежды на любом пляже Дичь начал финишировать прямо в неё.

— Не в меня! — тут же запротестовала Дина, но клавишник лишь повёл головой в разные стороны и ответил.

— Но тут больше никого нет.

И продолжил спускать.

— Нихера себя вы тут клип снимаете, — только и добавил Боря, когда Дина опустилась на колени и с кулачка треснула Дичи по орудию труда.

А все остальные, кроме оператора, тут же протянули:

— Ну-у-у-у!

— Весь кайф обломал!

— Да мы только разогрелись!

Лютый сразу добавил:

— Мы же команда! А басистам только в команде дают. И то — спасибо!

В кабинете настойчиво пахло потом и алкоголем. Все были навеселе.

Боря только покачал головой, так как рукой