Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего

поразило его ещё в раннем детстве, проведённом в России. На обедах на Вандомской площади, каникулах в Брёйе, закулисьях театра «Ренессанс», триумфальных вечерах премьер перед всем Парижем, он ощущает этот зов... Его жизнь должна быть такой!

Саша становится самым усердным из учеников этой «Школы восхищения», учителями которой были те самые блестящие и тонкие умы, которые окружают его отца.

***

И всё же он по-прежнему остаётся самым выдающимся тупицей, которым может гордиться французская система образования! Мы оставили его в лицее Святого Креста в Нейи, где он провёл два года в компании своего брата. В 1896 году их выставили за дверь за дерзость по отношению к одному из учителей. Чтобы вернуть детей на правильный путь, мать решает поместить их к монахам доминиканцам в Аркёйе (Arcueil), где «тут не шутят...». Жан считает, что вынести такое он не в силах, и ему удаётся сделать так, что его отсылают назад. Оставшийся Саша в отчаянии, но он смог найти нового друга в лице Гиньяра (Guignard), сына художника-анималиста.

Двое товарищей предаются радостям торговли, перепродавая с хорошей прибылью своим одноклассникам знаменитые маленькие «книжки-кино», которые, когда вы пролистываете их на полной скорости, создают иллюзию движущихся картинок. Успех был неизбежен, потому что выбор двух оболтусов пал на «книги-кино», где молодые создания могли увидеть людские «прелести» в движении. И час мессы как раз пришёлся на время, когда продажи шли очень хорошо! К сожалению, именно этот момент и застал отец Буасьё (Boissieu)... Тут разразился настоящий скандал, в результате которого Саша должен был быть отчислен. Был вызван Люсьен, сумевший склонить клириков оставить сына в их учреждении. Это наихудшее из наказаний, которому можно было его подвергнуть!

У Жана была прекрасная жизнь в пансионе шестнадцатого округа, и он так хотел, чтобы его младший брат к нему присоединился. Однажды в воскресенье он делает всё, чтобы убедить Саша устроить так, чтобы доминиканцы выперли его. Саша твёрдо решил испробовать всё, и уже на следующий день спешит к отцу-настоятелю, уверенный, что его «театральный» приём, тщательно отрепетированный с помощью Жана, сработает:

— Отец, это ужасно, я больше не верю в Бога!

Нужно было гораздо больше, чтобы поколебать невозмутимость отца Дидона, который радостно ответил:

— Сын мой... надо верить в Бога... Надо, видите ли, по уважительной причине — Бог есть!

И чтобы его в этом убедить окончательно, он объявляет, что Саша будет дарована радость служить с ним мессу каждое утро в 7 часов. Проказник наткнулся на большего, чем сам, пройдоху...

В следующем году Саша сможет, наконец, присоединиться к своему брату в Котта (Cotta), шикарном и очень дорогом учебном заведении, где можно жить более свободно, более того, где можно мучить некоторых из своих учителей, таких, как бедный мсьё Шлюмберг (Schlumberg), который всё доверяет классному журналу (выдержки): «3 марта 1899. Братья Гитри делают, что им заблагорассудится. Ни один, ни другой не исправили ошибки в диктанте. Ни тот, ни другой не отнеслись с должным прилежанием к домашнему заданию... 26 апреля. Братья Гитри прибыли на занятия, танцуя. По какому праву? Я их выставил за дверь. Братья Гитри в настоящее время дерутся и бросают в голову имеющиеся у них книги...»

Рене на этот раз убедила Люсьена лишить их каникул и отправить на лето в лицей Шамбери (Chambéry). Там знают, как их успокоить. Саша об этом скажет: «Это была каторга для детей».

На следующий год он поступил в школу Лякордэр (Lacordaire). Там его продержали три месяца. Потом, в январе, его записали в учебное заведение Шевалье (Chevalier). Но через 48 часов родителей попросили приехать за ним. Не то чтобы он совершил какой-то предосудительный проступок, но просто потому, что в этом достойном заведении нет шестого класса, и, хотя Саша уже исполнилось пятнадцать лет, он постоянно оставался в шестом, в шестом и останется в течение всей школьной жизни, до января 1902 года, что заставит мать сказать:

— Боюсь, тебя и женят в шестом!

Так что пришлось найти ему новое заведение, уже девятое... Это была школа Кардуэлла (Cardwell). В первый раз Саша почувствовал себя там как рыба в воде. Директор школы был современный педагог, который нравился своим ученикам и был ярым сторонником ежедневных и продолжительных занятий спортом. К сожалению, он внезапно умер.

Тогда в голове сына господина Кардуэлла, которому только что исполнилось восемнадцать лет, возникла мысль: зачем предупреждать родителей дюжины пансионеров об исчезновении его отца? Поэтому он даёт отпуск немногочисленным школьным преподавателям, продолжая ежемесячно собирать деньги с родителей. В результате такой экономии вся весёлая банда вела роскошную жизнь в течение многих недель, ровно до того дня, когда один из мальчиков заболел. А так как надо было известить его семью, мошенничество вскрылось. Все разъехались по домам...

Рене страдает, тогда Люсьен берёт дело в свои руки. Он выбрал для Саша новый пансионат — школа Марио (Mariaud). Окончательно отказавшись от всякой надежды увидеть, когда его сын проявит хоть какой-то интерес к учёбе, он, не колеблясь, сеет дезорганизацию в так называемую «учёбу» — в своё свободное время он постоянно приходил и утаскивал Саша обедать. И когда доблестный господин Марио попытался объяснить Люсьену, что это вряд ли побудит его сына к более прилежным занятиям, то услышал великолепный ответ:

— Плевать мне на это! (Foutez-vous donc de ça!).

Саша в будущем будет с большим удовольствием пользоваться этой формулировкой-талисманом.

В этот период его кочевого детства знаменательное событие в истории нашей страны, страшная судебная ошибка навсегда оставит глубокий отпечаток в душе Саша — дело Дрейфуса[15]. До такой степени, что в 1952 году, во время серии радиопередач состоялся следующий диалог между Саша Гитри и журналистом, который его интервьюировал:

— Какое событие поразило вас больше всего, когда вы были ребёнком?

— Начало дела Дрейфуса!

— А когда вы были подростком?

— Конец дела Дрейфуса!

Саша, кстати, напишет: «Люди, которым в 1894 году не было и десяти лет, не могут понять, в чём состояло дело Дрейфуса».

Тем не менее, давайте попробуем представить себе атмосферу того времени, когда дрейфусарды и антидрейфусарды вели «гражданскую войну» во французском стиле, вызывая огромное противостояние и ненависть даже в семьях.

Если у Люсьена и Саша Гитри и есть что-то постоянное и схожее, то это отказ от участия в политике. Не то чтобы они к ней были равнодушны, а просто потому, что они ни в коем случае не хотят в этом становиться актёрами, действующими лицами. В политике оба Гитри будут только зрителями! Но это заинтересованные и очень внимательные зрители, которым доставляет огромное удовольствие не только знать, но и встречаться с теми, кто во власти или пытается её завоевать. Между прочим, они дружны с людьми противоположных взглядов, от левого края до крайнего правого.

Во время дела Дрейфуса голос Люсьена Гитри был едва слышен, тогда как голоса прославленных современников, писателей или артистов, звучали громко, к примеру, Золя. Тем не менее, в очень модной гостиной Люсьена Гитри говорили только о «деле», где все его друзья находились в партии дрейфусарда. Кто они, кстати, эти близкие