Развод. Я его так любила - Анна Грин

Он меня давно уже забыл, если смог заменить.

Я не знала, сколько времени длилась его связь. Но могу сказать одно то, что мне, чтобы его забыть, придётся века одной учиться жить, но это будет потом, а сейчас я осталась стоять в пустой квартире. Смотреть, как на коврике медленно таяли влажные следы от его обуви, а потом, словно шарнирная кукла, я развернулась и пошла в сторону спальни.

У меня была маленькая мастерская по пошиву кожаных изделий: сумочки, ремешки, кошельки. Помимо меня в ней работала ещё одна девушка. Это даже не работа, наверное, сейчас уже была, а больше хобби, потому что изделия из натуральной кожи, они всегда были очень дорогими и мало сейчас пользовалась спросом ручная работа, но эта мастерская была. Поэтому первое, что я сделала, это поймав свой мобильник среди вороха вещей, я написала Даше о том, что ей стоит подыскать новое место, потому что мастерская закрывается.

А потом я оказалась среди всех наших вещей. Я проклинала себя последними словами, потому что не имела права даже взять с собой что-то от него на память. Потому что это было бы совсем глупым поступком, лишённым гордости поступком, но я, наверное, всегда была такой, ходила тенью за ним по пятам, ценила, любила, обожала.

Да, действительно, я его обожала.

А теперь в памяти осталась только выжженная пустыня, по которой только колючки летали.

Когда Розе было три мы поехали из-за работы Виктора в другой город. И этот переезд был не самым страшным. Мы переехали в Питер, в маленькую квартирку, потому что большего позволить себе не могли. А из дома на память я забрала пахнущую бабушкиными духами игольницу, которая ездила со мной везде.

Я собирая вещи, медленно складывая, что мне понадобится в ближайшие несколько дней и недель, проклинала тот момент, потому что мне казалось, что с этой игольницей я возила везде своё счастье, и совсем недавно я где-то её потеряла…

Как и любовь.

Слезы рвались наружу некрасивыми всхлипами, такими, что мне физически было тяжело, больно стоять, хотелось лечь, обнять колени руками, скулить, скулить, скулить. Только чтобы никто не услышал и не узнал о том, что даже в предательстве я болела своим мужем. Не понимала, что его толкнуло на этот шаг. И только когда я приблизилась к коридору, тяжело таща за собой чемодан тот, в который я должна была сложить летние вещи для отпуска, в моём сознании качнулась мысль о том, что надо написать Розе.

Но я не знала, как она отреагирует.

Я не могла предугадать её реакции по этому поводу и просто забила.

Натянула на себя молочного цвета дублёнку, схватила связку ключей, хотя не понимала, зачем мне это все. Но я все же вышла за дверь, заперла квартиру, спустилась и ещё десять минут стояла на холоде, чувствовала, как ветер кусал меня за щеки, потому что они были влажными, и не рисковала дойти до своей машины. А ключи в пальцах дрожали, поэтому я вызвала такси.

Я знала то, что Виктор будет очень недоволен, он будет зол. В памяти почему-то встала картинка того, как мы с Розой, когда ей было примерно десять, уехали к моей маме, а ей стало плохо, нам пришлось вызывать скорую, ехать с ней в больницу, и все это время мы были без связи, и Виктор, найдя нас, был люто зол.

Он повторял одно и то же о том, что так нельзя поступать с людьми. Поэтому я знала то, что при нынешнем мире, при возможностях он точно найдёт меня.

Машина приехала желтая. С шашечками. Виктор усмехался и говорил:

— Вот уж не думал что советская мода проявиться и в такси.

А я ему отвечала:

— Лучше что-то хорошее старое, чем непонятное новое.

Но я и думать не могла что это можно примерить и к жене с любовницей.

Погрузив чемодан в такси, я села, обняла себя за плечи, назвала адрес ближайшей гостиницы. Таксист качал головой, а я смотрела на экран мобильника, не решаясь написать дочери о том, что все кончено, все сломалось, все разрушилось, но телефон завибрировал раньше, чем я что-либо решила.

Наталья Сергеевна гинеколог.

Я прикусила нижнюю губу, потому что сдавала последний раз анализы на онкологию.

И звонок врача меня сейчас мог просто окончательно добить, но я все-таки наплевав на последствия, приняла вызов.

— Зоя, добрый вечер,— мягко произнесла мой лечащий врач. — Я даже не могла дождаться, поэтому решила позвонить сама.

— Здравствуйте, — тихо сказала я, ощутив, как с сердца исчезла когтистая лапа отчаяния и страха.

— Зоя, родная моя, я все, конечно, понимаю. Анализы пришли идеальные, идеальные. Все у нас отлично, все у нас замечательно. Но другой вопрос относительно вашего раннего климакса, Зоя. Это не климакс, это шесть недель.

До меня с ужасом дошли последние слова врача, и я, всхлипнув, зажала рот ладонью.

Зоя, почему вы молчите? Не пугайте меня. Вы что, Зоя, вы в порядке?

— Простите,— хрипло произнесла я, теряясь в пространстве.

Шесть недель. Шесть, твою мать, недель.

— Зоя, вы так странно себя ведёте, как будто бы вы не рады, но вы же так хотели завести ребёнка. Вы мне что, хотите сказать, что будет аборт, правильно?

Глава 9

Зоя

Сердце стучало так сильно, что этот стук отдавался болью в груди, щемящей, давящей, распирающей изнутри ребра.

Я только сглотнула, и водитель такси посмотрел на меня с сомнением, словно подозревая смогу ли доехать нормально до пункта назначения. А я сама была в этом не уверена.

Господь милосердный.

Боже мой, столько лет, столько лет после рождения Розы я пребывала в какой-то агонии от того, что у меня не было сил, не было резервов у организма для того, чтобы забеременеть. Два чёртовых эко, которые пичкали меня то и дело гормональными препаратами, и каждый раз был отказ, невозможность забеременеть. Я ощущала себя какой-то ущербной недоженщиной. Это же на самом деле так безысходно, когда открываешь страницу в соцсетях и видишь одна беременна, вторая беременна, третья беременна и просто не понимаешь почему не ты…

И такая просыпается не зависть даже, а непонимание, почему кому-то Бог даёт ребёнка, а мне нет, ведь я вела себя нормально,