Мы были курсантами - Эдуард Павлович Петрушко

Стрельбище, жара невыносимая. Солнце было огромное и страшное, как будто земля приблизилась к нему и скоро сгорит в беспощадной огненной пучине. От пота мокрые даже портянки. Свирепствовал овод, все были в волдырях, как камбала в шипах. Чешемся и машем руками, словно ветряные мельницы.

Стрельба из противотанковых орудий. Орудия судорожно подпрыгивали, давясь, и оглушающе харкали длинными языками огня. Воющие сгустки стали уноситься вдоль стрельбища. Казалось, что шла настоящая война. Оглохшие и ошалевшие, мокрые от пота мы учились воевать и побеждать.

–

Училище из месяца в месяц перемалывало наши недостатки и слабости, учило воевать и командовать, закаляло и наставляло, мы постепенно превращались из школьников в настоящих воинов. По ночам, глотая слезы и скрипя зубами, готовили себя к следующему напряженному дню в армии, с мрачными сержантами, к физическим нагрузкам и нарядам.

В тяжелой новой обстановке, где все люди одинаковые, без общения с близкими, в строгой дисциплине, мы жили, радовались мелочам и подбадривали друг друга. Незаметно пролетел год.

Приближался долгожданный летний отпуск и второй курс…

Том 2. Курс молодого бойца

Зачем ведут дневники? Одни разбираются в своих чувствах и проблемах, страдая и обливая бумагу слезами; другие пишут, совершенствуя себя и свой слог; третьи механически описывают происходящее.

Зачем вел его я, восемнадцатилетний недоросль, засунутый родителями в Высшее пограничное военно-политическое ордена Октябрьской Революции Краснознамённое училище КГБ СССР имени К. Е. Ворошилова, – не знаю.

Я как бы наблюдал за собой со стороны, получая возможность оценить свои действия и поступки. Кроме того, в новой обстановке, полной физического и морального напряжения, хотелось завести молчаливого друга. Ведь только бумага хранит тайну. Своего рода психологическая помощь в момент испытаний и тревог. Выражение эмоций, переживаний, общение с собой – все это давало возможность пережить непростые армейские события бывшему субтильному школьнику.

Лето 2017 года. Нахожусь на даче в Мичуринске, где хранятся вещи и документы, которые по каким-то причинам, выкинуть не поднималась рука, потрепанный исписанный блокнотик в дешевой обложке. Почитал – улыбнулся и как будто снова побывал в Ярославской области, где из детского холодца тяжелым молотом формировали настоящих мужчин, любящих Родину и Партию. Несмотря на сумасшедшую физическую нагрузку, писал и пытался юморить.

Мама, библиотекарь, заставляла в школе много читать. Между футболом, друзьями и первой влюбленностью смеялся над произведениями О. Генри, М. Зощенко, Ильфа и Петрова, задумывался над Шукшиным и Шолоховым.

1986 год. Ветер перемен и криминальной свободы, которая доходила до урагана. Мой дальновидный отец за свои 20 лет службы оценил социальный вакуум армии, загнал меня от тюрьмы и сумы в Голицинское пограничное училище.

Длинное название училища вспомнил с трудом: сейчас это – Голицынский пограничный институт ФСБ России (в/ч 2567) со всеми вытекающими благами и привилегиями «полугражданского» заведения. В 80-ых годах прошлого века это была жесткая кузница для пополнения кадров партийного аппарата пограничных войск.

Переход из состояния юношеского романтизма в солдатскую жизнь проходил резко, без прелюдий и предварительных ласк, под пинки сержантов, ежедневные кроссы, недосыпания и недоедания. Порой казалось, что это не твоя жизнь, а тяжелый сон, который вот-вот должен кончиться.

Под именем Главного Наркома Обороны СССР вдалбливали в наши лысые головы безграничную любовь к Отчизне. Ворошилов был нормальным мужиком, обильно любил Сталина, за что его именем десятками и сотнями назывались города и села, а мальчишки гордились значками «Ворошиловский стрелок». Досталось гордиться Ворошиловым и нам – курсантам Голицынского пограничного училища.

Можно было дописать, доделать, приукрасить, но тем не менее это только механически перенес буквы с желтых листов блокнота в документ Windows. Самый легкий и быстро написанный рассказ…

30 июня, понедельник

Вот ты поступил в училище. Отбор не слабый – 10 человек на одно место. Впереди Полевой Учебный Центр (ПУЦ) в Ярославской области, где будем проходить курс молодого бойца (КМБ). Твое юридическое и социальное состояние странное: ты еще не курсант, так как не принял присягу, но уже и не гражданский, так как надел сапоги и взял в руки оружие. Не люди, а полуфабрикаты.

С полевого учебного центра, по словам старших товарищей курсантов, отсеивается около десяти процентов поступивших. Причем по собственному желанию, так как нагрузки на ПУЦе такие, что ежики мерзнут. Зубры пугают нас испытанием огнем и водой, солнцем и дождем, а также жесткими физическими нагрузками в духе подготовки спартанцев. Посмотрим.

1 июля, вторник

Отмучились последние шесть часов в училище и с тяжелым предчувствием собрались на ПУЦ. На построении объявили, что в Ярославской области будет переход в тридцать километров. Радости полные карманы.

Рюкзак оказался удивительно тяжелым. Когда я прошел с ним от училища до станции Голицино, подумал, что преодолеть с такой нагрузкой тридцать километров просто нереально.

Дорога. Одна электричка в Москву, вторая в Ростов. Я лихорадочно уничтожал консервы, чтобы не тащить их на себе. Обжорство сыграло подленько – началась беготня в туалет. Поспать не смог. Мысли о переходе тревожили и не давали даже задремать.

Приехали в ночной Ростов. Город встретил нас лохматыми комарами размером с ладонь. Комары такие, что прокусывали каску с первого захода. Мы их сытно подкормили.

Подогнали ЗИЛы, в которых мы как следует потряслись на деревянных лавочках. Слышно было, как кости гремят. Шоферы-срочники как будто издевались над молодыми курсантами, перетряхивая их как гречку в сите. Машины остановились. Населенный пункт Вощажниково. Вместе с торможением ЗИЛов остановилось сердце.

Зачитали приказ о прорыве противника, и мы с легкой грустью пошли его уничтожать со средней скоростью на марше пять километров в час. Большое путешествие начинается с маленького шага. Пока вышли на заданную скорость в колонне, батальон долго топтался и толкался в темноте.

Первые пять километров, привал 10 минут. Разговаривали, даже шутили. Комары отстали – тоже спать хотят или напились нашей крови.

Очередные пять километров – наступило тяжелое забытье. Рюкзак на спине превратился в железобетонную плиту. Плечи начали выезжать из тела, под разными углами. Добили и эти пять километров. На привале разговаривали меньше. Пошли. Начало вставать солнце.

Опять появились долбанные комары. Растер правую ногу.

Прошли пятнадцать километров… Состояние как в коме. Шли, натыкались на впередиидущего или просто сходили с дороги.