Мы были курсантами - Эдуард Павлович Петрушко

Замполит забрал меня с развода делать фотогазету. Спасибо папе и маме за фотоаппарат ФЭТ и купленный увеличитель.

Вместе с замполитом роты, старшим лейтенантом Бобер, искали подходящее помещение. Бобер был похож на пони, с кривыми ногами, и был склонен к откровенной лени.

После часового брожения нашли место на учебной пограничной заставе. Застава очень ничего – гарнитур рублей за 700 р., люстры, вазы, шторы. Почувствовал себя как дома. С печатанием мало что получилось, условий нет и оборудования не все. Проявитель и фиксаж старый.

Вышел на улицу. Лес не молчал и не звучал, точно его накрыли ватой. Странная погода на ярославском ПУЦе. Как другой мир.

Бобер постоянно курил, и от него разило сивухой. С трудом за девять часов сделал семь фотографий. Что говорить замполиту батальона подполковнику Саркисьяну, не знаю. Слава армии, что он интеллигентный армян и знает моего отца.

Пользуясь свободой, зашел в местный магазин. Описать его трудно. В продуктовом отделе лежит только маргарин противного цвета… И все. Почему-то в канцелярских товарах нашел шоколад по 1 р. 80 коп. Денег хватило на одну плитку. Там же обнаружил один вид рыбных консервов за 46 копеек. С таким «выбором» можно и с голода опухнуть.

К вечеру пошел дождь, перешедший в ливень. Затяжной. Раньше от жары плакали, теперь от влаги ноем. Тропики. Начались «влажные» деньки.

Тем не менее все спали, крепко и безмятежно, как элои в романе Герберта Уэллса «Машина времени».

8 июля, среда

Один бег и вокруг толстый-претолстый слой озона. Озон с грязью.

После завтрака меня опять забрал Бобер по приказу подполковника Саркисьяна – собирать материалы для стенгазеты. Дождь, ураган, конец света, но газета должна быть, для поднятия слабеющего боевого духа.

Пошел фотографировать стрельбу тридцать седьмой и тридцать восьмой группы. Выбрал шестьдесят четверртую пленку, средней светочувствительности. Стараясь не попасть под пули, выбирал ракурсы и места. Накрапывал дождь.

Вторую ошибку совершить не мог. Провал выпуска стенгазеты могли приравнять к предательству в мирное время. Старался до пота. Бегал зайчиком, отсчелкав все 36 кадров.

После обеда работы – носить бревна. Голыми руками – это пытка. Пожалели и дали команду подвести перчатки. Пока ждали, время работ вышло. Повезло, как выиграли в «Спортлото».

Однако ПУЦевская жизнь расставила все по своим местам – физо и очередные три километра. Костромцов хищно улыбался. Но начался ливень, и бег отменили, так как на дорогах было месиво от БТРов и БМП. Второй раз за день белая полоса. Первый раз радовались дождю. Костромцов грустил, мы улыбались.

9 июля, четверг

С утра бег. Мышцы ног твердеют на глазах. Но утомления накапливается, как вода в бочке. Курсант Кордюков, небольшого роста, склонный к полноте, во время бега упал и начал задыхаться. Кордюков был похож на карася с выпученными мутными глазами. Все перепугались, не зная, что делать. Кордюков быстро оклемался и побежал дальше. Молоток.

Завтрак вообще несъедобный: непонятно из чего сделанная жидкая каша, чай, сахар, хлеб два кусочка и сливочное масло в виде цилиндра. Масла полагается 20 грамм, но повара нагло его тырят. Даже сержанты возмущались от наглости поваров, вызывая их «на переговоры».

Жизнь полосата: то черное, то белое. Утро у меня белое. С развода забирает Бобер на очередное печатание фотографий. Бобер дело партии любил, но кинематограф тоже чтил. Пришлось ждать его в полевой палатке больше часа, пока он досмотрел какой-то фильм.

Знакомая уютная пограничная застава. Никуда не тороплюсь, домашняя обстановка. Вспомнив о доме, придавил накатывающую слезу и взялся за фотодело. Дотянуть бы до конца ПУЦа, получить первое увольнение и объесться колбасы с мороженым.

С печатанием дело пошло лучше. Из тридцати шести кадров получились двенадцать качественных фотографий, запечатлевших стрельбу тридцать седьмой и тридцать восьмой групп.

После обеда нашу роту по ошибке повторно отправили на беговой вариант. Из-за ошибки ротного мотанули лишние пять километров. Слова благодарности так и лились в адрес майора Литвинова. Как дождь на наши головы.

Опять работы и бревна. Офицеров не было, мы откровенно косили, бревна место положения не меняли. Бросались шишками и играли в прятки. Серьезная армия растет.

Вечером, когда ложились спать, рухнул второй ярус кровати на курсанта Филимонова, который получил приличную шишку. Обошлось без медицинской помощи.

10 июля, пятница

Взводный, у которого, кстати, фамилия почти как у ротного – Литвиненко, вычислил, что с бревнами ничего не происходит и его подчиненные откровенно забили.

Тряся клювом, он шипел как кобра, обещая, что сгноит нас рядом с этими бревнами, если мы их не перетаскаем в указанное место. Слово он держал, и мы таскали бревна часов десять. Руки, как будто мы с кактусами обнимались, – пекли и кололи. Под конец работ в голове полетели вертолетики.

Вечером обсуждали июньский пленум КПСС. После бревенчатого марафона, всех клонило ко сну. Размеренный дождь способствовал неконтролируемому отключению. Панченко, парень из Новороссийска, как раненый рухнул со стула и поцарапал себе нос. Дождь не прекращается третий день.

От постоянного физического напряжения, мы стали тощие, как весенние воробьи, шкура облегает кости, ни грамма жира. Зато крепчаем духом и становимся выносливыми.

11 июля, суббота

Командир роты, который был в курсе нашего наглого увиливания от перетаскивания бревен, не мог простить нам этот закос. Как буто мы Родину предали.

Как говорится:

поскольку времени немного,

я вкратце матом объясню.

Майор Литвинов бушевал и топтал своими толстыми ногами в обтягивающем галифе ростовскую землю. Ротный отправил взвод и почти своего однофамильца на очередную схватку с бревнами. Боль в теле от перегрузок после перетаскивания тяжелых бревен рвала, как табун лошадей. Взводный и сам был не рад такому повороту дела, и через три часа тихонько смылся.

Мы остались одни и оставили в покое бревна. Занялись более серьезным делом – начали пускать самодельные кораблики по маленькой лесной речке. Картина выглядела смешно: взрослые дядьки сначала делали кораблики, пускали их по реке, а потом с криками пытались их утопить булыжниками величиной с голову.

Дождались обеда, и сержанты повели нас на построение. На первое давали мерзкий борщ, на второе – слипшуюся серую вермишель, компот несладкий и прозрачный. Еда просто отменная.

После обеда