Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

явные знаки небесного благорасположения. Последнему он посвятил отдельное «Похвальное слово», наполненное панегирическим восторгом. Он именовал его «Царем истинным», «русским Белым Царем, Самодержцем всея Руси», продолжателем дел «славного Ивана». Помимо личного благочестия нового правителя, о котором Иосиф знал из непосредственного общения, Василий III по своему царскородному происхождению достоин царской участи. Он дважды «корня царского»: по отцу и по матери, «богомудрой Софии», имевшей «римское происхождение». Благодаря Василию Иоанновичу будущее Русской земли надежно обеспечено, а никто чужой «уже не вскочит» «на стадо Христово», никто от «иного племени» не взойдет на престол «Русского Царствия»[85].

Невзирая на подобные славословия, Иосифа Волоцкого нельзя считать узким «апологетом» власти, намеревавшимся, как нередко утверждают, «окружить небесным ореолом» фигуру московского правителя. Он не являлся «певцом царя». Вся его многолетняя безропотная строгая монастырская аскеза и непримиримость к земным слабостям исключает в принципе возможность какого-либо пресмыкательства. Неизбежность нелицеприятного «Суда Божия» он ощущал всю жизнь, о том писал и говорил постоянно, и только страх Судного дня был для него абсолютно значим. Все же земные суждения, симпатии, антипатии и расположения для него не имели большой ценности. Во всяком случае, не они определяли его мировоззрение.

Иосиф стал носителем и выразителем царекратической идеи не потому, что хотел кому-то «понравиться», а потому, что увидел в ней надежду и опору не только Русской земли, но и всего Православного мира. Для него «Царь» это в первую очередь христианин, властью наделенный и достоинством обличенный для вершения на земле Дела Божия. «Первый начаток христианом православный, иже во Царех, апостол Великий Константин праведный, темного оного и богопротивного второго Иуду Ария, гневу тезоименитого, с проклятиями его учениками до конца низложи»[86].

Преподобный озвучивал старый православный тезис о благотворности духоосенной верховной власти, способной творить «светским мечом» дело Церкви. Константин Великий смог когда-то, еще на заре воцерковления Империи, собрав в 325 году Первый Вселенский собор в Никее, нанести удар «богопротивному» ересиарху Арию[87] и его последователям. Задание же блюсти единство Православия остается живым и востребованным всегда, оно вменено в обязанность любому христолюбивому правителю, но в первую очередь – Царю, который есть дело и опора Церкви.

Сознание Иосифа космологично, оно охватывает всю историю рода человеческого, а характер положительной или отрицательной оценки зависит напрямую от степени благочестивого служения стран, народов и правителей. Вся совокупность его теоретических положений находилась в русле классического римского-греческого христианского богословия и ни в чем не перечила канонам Вселенских соборов. Но сила его пастырского наставления не в собственно философии – здесь Иосиф мало оригинален, а в сотериологии. Он первый создал стройную русскую вариацию «учения о спасении», соединив воедино судьбу всех и каждого на Руси с исполнением промыслительного предназначения человечества.

Схожим образом воспринимал миссию Царя и Царства и Иоанн Грозный, который внес в теорию Иосифа некоторые важные дополнения и уточнения. Точно не известно, когда и в какой степени на мировоззрении Первого Царя отразились идеи Преподобного. Однако трудно усомниться в том, что Царь не был знаком с его наследием; ведь «Просветитель» был одним из самых распространенных русских сочинений того времени.

Глава 2. Венчание на Царство и потерянная грамота

Выше уже упоминалось, что многие стороны личности Иоанна Грозного и факты его биографии или вообще не документированы, или излагаются врагами и недоброжелателями. Сведений «от первого лица» очень немного, почему далеко не всегда можно понять мир этого человека, мотивацию его поступков, его восприятие тех или иных событий и конкретных людей. С подобной неясностью приходится сталкиваться буквально на каждом шагу. Это касается и вопроса о венчании на Царство, но особенно сюжетно-смысловой предыстории.

В историографии господствует точка зрения, которая в лапидарной форме зафиксирована у Митрополита Макария (Булгакова, 1816–1882) в его фундаментальной «Истории Русской Церкви».

«Достигнув семнадцати лет жизни[88], Иоанн пригласил к себе Митрополита, долго совещался с ним наедине, и следствием этих совещаний было то, что чрез три дня юный Государь объявил пред боярами и другими сановниками два своих желания: венчаться на Царство и вступить в брак. И 16 января 1547 г. в Успенском соборе Митрополит торжественно совершил священный обряд Царского венчания над Иоанном, возложив на него животворящий Крест, венец и бармы, а 13 февраля сам сочетал Боговенчанного Царя законным браком и с избранною им девицею из дома Романовых-Захарьиных Анастасиею и преподал новобрачным обширное и приличное наставление»[89].

За исключением некоторых второстепенных деталей, в литературе трудно отыскать иную картину. А как же сам Иоанн отнесся к своему Царскому избранничеству? Почему шестнадцатилетний юноша, если поверить историкам-моралистам, будучи «взбалмошным и строптивым», безропотно и смиренно принял ношу Царского служения? Осознавал ли он всю тяжесть новой судьбы? Документов, сколько-нибудь адекватно отвечающих на эти важнейшие вопросы, практически не существует. Историки предлагали свои ответы, но это всегда внешний взгляд и часто заведомо недоброжелательный.

Вообще, детство и юность – самые туманные годы в жизни Иоанна Грозного. Да и о многих других периодах сохранилось ограниченное число свидетельств. Однако самый документально необеспеченный – первые полтора десятка лет жизни: от времени рождения до совершеннолетия, которое в то время наступало в пятнадцатилетнем возрасте.

Перечень подлинных фактов невелик, но кое-какие жизненные вехи они очерчивают. Иоанн появился на свет в 1530 году, когда отцу был уже 51 год, и он находился на Великом княжении Московском почти четверть века. Мать, Елена Глинская, была значительно моложе отца: ей к моменту первых родов исполнилось 22 года. Ранее Василий Иоаннович двадцать лет состоял в браке с Соломонией Юрьевной Сабуровой (†1542). Этот брак оказался бездетным. С согласия Митрополита Московского и всея Руси (1522–1539) Даниила, Великий князь в 1525 году развелся с женой, которая удалилась в Суздальский Покровский монастырь, приняв постриг с именем Софии.

Долгожданный сын-первенец Иоанн у Василия и Елены появился на пятом году супружества. Через два года, в октябре 1532 года, в Великокняжеской семье появился и второй сын Георгий (Юрий, 1532–1564), носивший титул князя Углического. Теперь будущее рода было надежно обеспечено и Василий III наконец-то мог избавиться от горестных мыслей, одолевавших его многие годы.

Великий князь Московский и на шестом десятке лет выглядел крепким и здоровым мужчиной, которому, казалось бы, суждено прожить еще немало лет. Но Господь рассудил иначе. В конце сентября 1533 года Василий III вместе с женой и двумя детьми отправился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь, а оттуда поехал на охоту в тверские леса. Вскоре он заболел; нарыв на ноге привел к заражению крови. Агония продолжалась несколько недель, и 3 (4) декабря 1533 года Великий князь преставился в великокняжеских палатах Московского Кремля.

Перед смертью он передал