Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант

XIII осудил 101 предположительно янсенистское предложение. Парижский архиепископ постановил, что последнее причастие не должно совершаться над тем, кто не исповедовался священнику, принявшему буллу. Этот спор способствовал ослаблению разделенной Церкви против нападок философов.

Гугеноты и другие французские протестанты по-прежнему были вне закона, но небольшие группы их собирались тайно. Юридически жена французского протестанта считалась наложницей; ее дети считались незаконнорожденными и не могли наследовать имущество. При Людовике XV произошло несколько вспышек преследований. В 1717 году семьдесят четыре француза, застигнутые за протестантским богослужением, были отправлены на галеры, а их женщины заключены в тюрьму. Эдикт 1724 года предписывал смерть протестантским проповедникам; все лица, присутствующие на протестантских собраниях, должны были подвергаться конфискации имущества, мужчины — осуждению на галеры, женщины — обриванию головы и пожизненному заточению.32 Во время служения кардинала Флери этот эдикт исполнялся слабо, но после его смерти он был возобновлен по просьбе католических епископов на юге Франции.33 В 1749 году Парламент Бордо распорядился разлучить сорок шесть пар, заключивших брак по протестантским обрядам. Дети родителей, заподозренных в протестантизме, могли быть отобраны у них для воспитания в католических домах; мы слышали о богатом гугеноте, потратившем 200 000 ливров на подкуп чиновников, чтобы они позволили ему оставить своих детей.34 В период с 1744 по 1752 год около шестисот протестантов были заключены в тюрьму, а восемьсот других приговорены к различным наказаниям.35 В 1752 году протестантский проповедник Бенезе, двадцати шести лет от роду, был повешен в Монпелье. В том же году Людовик XV под влиянием мадам де Помпадур приказал положить конец этим преследованиям;36 В дальнейшем, особенно в Париже и его окрестностях, протестанты могли избежать наказания при условии, что они раз в год посещали католическую службу.37

Несмотря на фанатизм, мирскую сущность и стремление к власти своих лидеров, среди французского духовенства были сотни людей, отличавшихся трудолюбивой ученостью или самоотверженной жизнью. Помимо тех епископов, которые растрачивали в Париже десятину, полученную от крестьянства, были и другие, которые приблизились к святости настолько, насколько позволяли административные обязанности. Кардинал Луи Антуан де Ноай, архиепископ Парижский, был человеком умным и благородным. Жан Батист Массильон, епископ Клермонский, был любим народом, несмотря на эрудицию его проповедей, которые Вольтер любил слушать за трапезой, хотя бы за красоту стиля. Габриэль де Кайлюс, епископ Осерра, раздал все свое богатство бедным, продал свои серебряные тарелки, чтобы накормить голодных, а затем извинился перед дальнейшими подателями: «Дети мои, мне больше нечего вам дать».38 Епископ Франсуа де Бельсунс оставался на своем посту во время страшной чумы в Марселе (1720), когда умерла треть населения, а большинство врачей и магистратов разбежались. «Посмотрите на Бельсунса, — писал Лемонтей:

Все, чем он владел, он отдал; все, кто служил ему [его личный персонал], умерли [от инфекции]; один, в бедности, пешком, утром он проникает в самые ужасные логова несчастий, а вечером его снова находят среди мест, усыпанных умирающими; он утоляет их жажду, утешает их как друг… и на этом поле смерти он собирает покинутые души. Пример этого прелата, который кажется неуязвимым, вдохновляет на мужественное подражание… приходских священников, викариев и религиозные ордена; ни один не оставляет своего цвета; ни один не ставит границ своей усталости, кроме как своей жизнью». Так погибли двадцать шесть монахов-реколлекционистов и восемнадцать иезуитов из двадцати шести. Капуцины созвали своих братьев из других провинций, и те бросились на мученическую смерть с готовностью древних христиан; из пятидесяти пяти эпидемия унесла жизни сорока трех. Поведение священников Оратории было, если возможно, еще более великодушным.39

Давайте вспомним, когда мы будем описывать горький конфликт между религией и философией и разделять гнев философов на удушающую цензуру и позорное суеверие, что в иерархии была не только богатство, но и преданность, и бедность сельских священников, а в народе — неизменная, нерушимая любовь к вере, которая давала спасительную дисциплину гордыне и страстям и вносила утешительное видение в томительные дни.

III. ТРЕТЬЕ СОСЛОВИЕ

1. Крестьянство

Политическая экономия, которую Карлайл назвал «мрачной наукой», задавалась вопросом: бедные бедны потому, что они невежественны, или невежественны потому, что бедны. На этот вопрос можно ответить, сравнив гордую независимость французского пайсана сегодня с унизительной нищетой французского крестьянина в первой половине XVIII века.

В 1723 году его состояние улучшилось по сравнению с тем крайним положением, в которое его привели войны и поборы Людовика XIV. В зависимости от феодальных повинностей и церковной десятины, он владел растущей долей земли во Франции, от двадцати процентов в Нормандии и Бретани до пятидесяти процентов в Лангедоке и Лимузене.40 Но средний размер владений этих мелких собственников был настолько мал — от трех до пяти акров, что им приходилось содержать свои семьи, работая в качестве наемных рабочих на других фермах. Большая часть земли принадлежала дворянам, духовенству или королю, а обрабатывали ее арендаторы, метеки (издольщики) или поденные рабочие под руководством управляющего. Арендаторы платили владельцу деньгами, продуктами и услугами; метеки, в обмен на землю, орудия труда и семена, платили хозяину половину урожая.

Несмотря на рост крестьянского землевладения, в стране сохранялось множество пережитков феодализма. Лишь незначительное меньшинство собственников — часто до двух процентов — владело землей во франко-алле, то есть свободной от феодальных повинностей. Все крестьяне, кроме этих «аллодиальных» фригольдеров, должны были ежегодно отдавать местному сеньору несколько дней труда, достаточных для того, чтобы вспахать и засеять его акры, собрать урожай и сложить амбары. Они платили ему плату за ловлю рыбы в озерах и ручьях, а также за выпас скота на полях его владений. (Во Франш-Конте, Оверни и Бретани до революции они платили ему за разрешение вступить в брак.41) Они были обязаны пользоваться его мельницей, его пекарней, его винным или масляным прессом, и ничем другим, и платить за каждое использование. Они платили господину за каждый камин, который у них был, за каждый колодец, который они вырыли, за каждый мост, который они переходили по его местности. (Некоторые из таких налогов в измененном виде существуют и сегодня, выплачиваясь государству). Законы запрещали сеньору и его спутникам причинять вред крестьянским посадкам или животным во время охоты, но эти эдикты широко игнорировались, и крестьянину запрещалось стрелять в голубей, клевавших его посевы.42 В