Календарная книга - Владимир Сергеевич Березин

Но лейтенант не мешал следователям врать в бумагах, и оттого нравился им ещё больше.

Однажды его красная машина примчалась на набережную — там чадила взорванная машина. Рядом лежали двое охранников — один почти целый, другой — потерявший голову от работы. Опершись на решётку, за которой катилась мутная вода реки, курил оставшийся в живых пассажир. Он обнимал не то жену, не то дочь — та сидела в весеннем талом снегу, не замечая холода.

Когда лейтенант коснулся её плеча, чтобы помочь забраться в машину с красным крестом, то девушка зашипела, как вода, которую плеснули на сковородку.

Лицо мужчины тоже странно изменилось, когда он увидел лейтенанта.

На следующий день пожарный лейтенант уже забыл об этой встрече — и всё потому, что судьба изменила ему. Они тушили старый дом, наполненный, кроме дыма, запахами кислого и протухшего, кошачьей мочой и людским смрадом.

В первый раз ему стало по-настоящему трудно. Он нес на себе пьяницу, ставшего вдруг неимоверно тяжёлым. Пьяный старик кинул сигарету в ворох газет на кухне, и теперь лежал на плече лейтенанта бесчувственным свёртком. И тут огонь, с которым прежде у лейтенанта было мировое соглашение, начал нападать на него и жалить.

Лейтенант всё же сделал своё дело, но понял, что что-то в мире изменилось.

Через несколько дней заполыхал крытый рынок. Рвались в контейнерах баллоны с химическими очистителями и поддельными дезодорантами. Весело полыхали ряды с фальшивой водкой. Лейтенант расставил людей и принялся обходить очаг пожара. И вдруг пламя стало окружать его, и лейтенант еле выбрался из смертельного круга.

В этот раз, впервые за много лет, у него погиб подчинённый.

В первое же дежурство, после отпуска, похожего на ссылку, лейтенант попал на странный выезд. Горели гаражи после бандитского боя. Бандиты были людьми воевавшими — воевавшими много и с охотой. Так же самозабвенно они дрались и в центре большого города. Гаражи полыхали, зажжённые армейскими огнемётами, а асфальт был иссечён осколками от противотанковых гранат.

Когда лейтенант ступил в пламя, то оно подалось назад… И за завесой огня двое убитых встали с земли и принялись душить лейтенанта.

Мёртвые пальцы в пороховой копоти перехватили шланг дыхательного аппарата, но лейтенант успел сбросить их — странная сила присутствовала рядом.

Кто-то взял его за руку и вывел из огня — уже по ту сторону пожара.

Лейтенант очнулся от того, что его лоб гладят сухие старческие ладони.

Какой-то старик ласково смотрел ему в глаза.

Внук оказался смышлён и понятлив. В меру недоверчив, и умён. Ему не понадобилось долго объяснять историю — лейтенант давно обо всём догадывался сам. Он видел, что Знахарю нравилось с ним говорить.

Поколение за поколением продолжался род Знахаря, и теперь два собеседника решили сократить бесчисленные приставки, чтобы заодно сократить расстояние. Лейтенант был просто внуком, а дед был единственным в их роду, кто не был пожарным.

— Мне жаль только одного, — говорил внук, — что я не умею лечить людей.

— Каждому своё, — отвечал дед. — Видишь, тебе люди важны, а я устал их любить. Видишь, как мудро всё устроилось: я на равных говорю с землёй, ты укрощаешь огонь, несчастный Колдун запрягает ветер, а его дети бурлят как пузыри в подчинённой им воде. Только Колдун думает, что в тебе кипит огонь мести, а я надеюсь, что нет. Ты можешь спасать просто людей, а мне просто люди не интересны — вот эта разница мне нравится.

Теперь лейтенант, окончив дежурство, не ехал через весь город, а сидел со стариком. Он часто задавал себе вопрос — действительно ли всё равно кого спасти? И бессмысленного пьяницу, из-за которого в огне погибли дети, и бандита, что горит в своём загородном доме. Лейтенант стоял на границе добра и зла, вернее, сам каждый раз определял эту границу.

— Рассматривай это как игру, — повторял ему дед, — как только появляется угрюмая серьёзность, так значит, что дело недоброе. Вот наш Колдун бредит битвами и боится мести — не знаю, может, он начитался сказок действительно решил, что он посланец Сатаны. А есть ли сам Сатана — он уже и не знает…

В начале апреля старик показал внуку колдуна. Тогда, на Благовещение, нечистая сила проветривает колдунов над печами — и Колдун висел в дыму и пару над своим домом, прямо над старой печной трубой, куда курились камины новых богачей.

Колдун не показался внуку Знахаря страшным — лишь неприятным и опасным, как плохо сложенная печь или искрящая проводка.

Но апрель уже высыхал, набирался тепла, приближался май, деревья шелестели ещё не выжженной летним жаром зеленью. Лейтенант учился слышать дыхание колдунов на расстоянии и находить помощь не только в огне, но и в силе земли.

Нужно было ещё научиться спасать тех, кто потом мог гнаться за тобой с колами, чтобы уничтожить. Эти люди, как и много лет назад, были наполнены животным страхом — но лейтенант пытался вытравить в себе чувство брезгливости.

Знахарь готовил внука к встрече с Колдуном: «Запомни, мы не зло и не добро. Да и отчего самому добру не сделать шаг первым? Тем более мы не добро, он не зло, мы все часть каких-то сил, но всё в мире запуталось, и связи оборвались. Скоро у колдуна праздник, фальшивый шабаш толстяков — и это хороший повод понять, шевельнётся ли в тебе жалость к отвратительным, бессмысленным, но всё же людям»…

Настал последний день апреля. Месяц катился под гору, и люди большого города начали праздники загодя. Те из них, что побогаче, придумали себе двухнедельные каникулы. Те, что попроще, начинали пить с утра. В эти сутки лейтенанту досталось дежурство — вернее, он легко поменялся на это время.

Этот день недавно стал и Днём пожарной охраны, и его сослуживцы торопились по домам и гостям — чтобы в пожарном порядке опрокинуть в себя огненную воду.

Но это был ещё и день Колдуна — и место встречи было невозможно изменить. Это был вечер чужого праздника, ночь волшебного огня и спектакля на древних холмах, что расположились на юге города.

Как только стемнело, лейтенант стал готовиться к выезду.

Он сидел в своём углу, под линялым рукописным плакатом «Войны и нашествия бывают редки, пожары неумолимо постоянны, и перемирия с ними невозможны» и пытался представить себе подъезды к ночному празднику Колдуна.

Из шести человек расчёта он оставил троих, считая себя. Собственно, шести