Вчера, позавчера… - Владимир Алексеевич Милашевский

Я попросил тогда переписать это стихотворение, и Михаил Алексеевич на почтовом листочке зелененькими чернилами его мне написал!

Это — единственный экземпляр в России!

Итак, зима. Не подступы и подходы к ней в виде пасмурных или дождливых деньков, а зима, самая настоящая, снежная, морозная!

Она очень приятна для людей хорошо, по-зимнему одетых, вышедших на мороз из теплых домов, после обеда или ужина, слегка подвыпивших.

Но об этом только вспоминалось… Люди выходили из холодных квартир, в которых они жили в вечно зябком состоянии. Они были всегда голодны, и те ничтожные дозы еды их никогда не насыщали!

Подходили святки, которые никому ничего не сулили! Пустые святки, рекомендовавшие забыть детство, молодость и даже Россию!

И вдруг! Чудо-чудное! Диво-дивное! Пальмы, бананы на берегах Франца-Иосифа или Санникова! Комиссаржевская, играющая драму Пшибышевского перед охотниками на мамонта!

С_в_я_т_о_ч_н_ы_й б_а_л во дворце графа Зубова!

Три оркестра! Полный электрический свет во всех люстрах дворца! Все печи натоплены и дамы могут не прикрывать теплыми платками свои обнаженные плечи и руки!

И… и… и… панталоны у этих Вилис и Ундин, сотканные из нежных нитей весеннего тумана.

Как умудрился «красный граф», так все его называли, убедить заправил и главковерхов Смольного, что нужна, необходима эта трата! Этот маленький «кусочек счастья» (счастья эфемерного) должен быть брошен «бывшим», «си-деванам», которые ведь могут и пригодиться «когда-нибудь»!!! Не абсолютный же это человеческий мусор!

А вдруг… Ну, вдруг да и окажутся нужны!.. И убедил же… Бал состоялся! Ай да «красный граф»!

Потомок блестящего екатерининского вельможи, мечтавшего о походе на Индию, и покровителя «смолянок»! Исподтишка, не главное его «амплуа», и однако…

Да, история ткет свою ткань из самых неожиданных нитей!

Да, это был бал! И бал не для «рабочих и крестьян», не для красноармейцев и краснофлотцев — это был бал для «прослойки»! Употребляя это новое слово.

Ну, разумеется, весь состав Дома искусств — «обдиски» прибыли в полном составе в особняк Зубова на Исаакиевской площади!

У Ходасевича опять некстати вспыхнул чирей у самого горла, его как-то удалось забаррикадировать черной повязкой. «Галстук Мицкевича»!

Черт возьми! Это стиль! Высокий стиль!.. Ну, да ведь он и не намерен был «удивлять» публику! Так, зашел заглянуть! Не больше!

Волынский, в своем сюртуке чеховских времен, зашел скорее погреться, чем для чего-нибудь… иного! Хотя он и «иным» не пренебрегал, как потом выяснилось!

Но молодежь, главным образом девушки в 18–19 лет, о! они читали о балах только в романах! Балы у Бальзака!.. «Маскарад» Лермонтова. Бал Кити Щербацкой в Дворянском собрании!..

А тут… вот он… Настоящий!.. Да настоящий ли?..

Нет! Это был бал уже не из тех… описанных и обыкновенных. Он как бы отскочил по касательной линии из мира «бытия»! Оторвался от круга и понесся в другую сторону! «Вальс-фантазия» Глинки! Бал-мираж!.. Бал сумасшедших снов! У всех глаза сомнамбул! Они видят свои миражи!

Несутся, несутся в каком-то вихре… Действительности нет… Иной план какого-то бытия, «надмирного», вдруг только совмещенный на один этот вечер, на одну ночь, — ничего общего с настоящей реальной, скудной и пресной жизнью!

Все, все может произойти, случиться в этот нездешний вечер! В огромных залах со сверкающими люстрами! Глаза у всех пустые, такие глаза ничего не видят… Они не встречаются взглядами друг с другом! Во сне ведь не раскланиваются и не знакомятся!

И все-таки знакомство у меня произошло.

— А! Владимир Алексеевич! Это — для вас… самое, самое… «то»! Знакомьтесь: Лена!

И Олечка исчезла сразу, как некий дух или обитательница одного из кругов Данте. Две души, два существа столкнулись! Два атома в химической колбе!

Она была брюнетка с горящими, страстными глазами. Ей было, вероятно, не более 19 лет. И смотрела она на меня так, как будто в продолжении нескольких лет перед ее внутренним взором мелькал какой-то образ мужчины-демона и вдруг внезапно встал перед нею реально на этом нереальном балу!

Низенький лобик, маленькая головка на коротенькой шее. Какое мне дело, что эта шея через двадцать лет будет совсем коротка…

А пока… только намек. Нежные руки и весь облик ее чуть-чуть изнеженно-оранжерейный. Казалось, что в