Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

Впрочем, к ее реальной жизни все это отношения не имело. Рисуя картину воображаемого блаженного покоя, она одновременно строила амбициозные карьерные планы и намеревалась осуществить их с помощью своего нового любовника, называвшего себя графом Пепито де Абатино. Их познакомил Зито, кузен Пепито, художник, рисовавший карикатуры в баре «У Зелли». Пепито был худым сицилийцем лет тридцати с болезненным желтоватым цветом лица, но неискушенному взгляду Жозефины казался именно таким, каким она представляла итальянских графов: высокий лоб в обрамлении темных набриолиненных волос; монокль, придававший ему вид интеллектуала. С определенного ракурса он напоминал ей киноактера Адольфа Менжу, сыгравшего красивого помощника Рудольфа Валентино в фильме «Шейх». Он отличался изысканными манерами и разглядывал ее в монокль, как драгоценное произведение искусства, твердил, что такой талантливой танцовщицы не видел мир, писал ей цветистые любовные письма, баловал ее и окружал вниманием.

На самом деле аристократическое происхождение Пепито было таким же аксессуаром, как его любимые бело-желтые гетры. Он придумал этот титул, бросив скромное ремесло каменщика и решив стать партнером по танцам и жиголо. Друзья Жозефины сразу его раскусили. Бриктоп назвала его «нищебродом» и «мошенником» и с подозрением отнеслась к его душистой напомаженной шевелюре, сверкающим кольцам и щегольским костюмам. Она считала, что он хотел выудить у Жозефины деньги. Саму Жозефину не слишком интересовало, настоящий он граф или нет; куда более важными ей казались его обещания помочь ей продвинуться в карьере.

Пепито понимал Жозефину и в итоге помог ей именно потому, что тоже сделал себя сам. Как и прочие пигмалионы в ее жизни, он знал, что ее звездность не имеет под собой прочного фундамента. Она выглядела как звезда, и вела себя как звезда, но не обладала присущей знаменитостям уверенностью. Кто-то должен был научить ее правильно держаться и правильно говорить.

Пепито был готов стать этим «кем-то»; мало того, он искренне хотел помочь Жозефине расширить ее исполнительский репертуар. Чарльстон и «банановый танец» порядком ей надоели, она хотела стать певицей, как Мистенгет. Но до сих пор ни один продюсер не сдержал обещания и не дал ей попробовать себя в роли вокалистки. Один лишь Пепито в задушевной беседе сказал, что ей нужно взять судьбу в собственные руки, нанять учителя по вокалу и стать независимой артисткой.

Возможно, за появлением первой пластинки Жозефины – сентиментальной песенки «Кто» – стоял не Пепито. Запись получилась так себе: ей аккомпанировал посредственный оркестр, тоненький голосок звучал слабо и неумело. Но именно Пепито помог Жозефине открыть ее собственный ночной клуб, чтобы она сама определяла свой образ и программу. На деньги одного из ее поклонников (доктора Гастона Приера, разбогатевшего на афере с медицинскими страховками) Пепито купил небольшое помещение на улице Фонтен, почти в самом сердце Монмартра, и 14 декабря 1926 года клуб «У Жозефины» открылся для посетителей.

Как часто бывало в ее карьере, успех Жозефины оказался связан с крахом чужих ожиданий. Незадолго до открытия клуба она подписала годовой контракт с другим клубом – «Империал», находившимся всего в квартале от «У Жозефины» и специально сменившего название на «Империал Жозефины Бейкер». В итоге Жозефина не только расторгла контракт, но и переманила к себе большинство сотрудников «Империала» и значительную долю клиентуры.

В свое оправдание она твердила, что ее проект более масштабный и оригинальный. Они с Пепито решили, что клуб «У Жозефины» соединит европейские и американские тенденции. Меню, созданное шеф-поваром из Штатов, включало американские отбивные, фасоль-черноглазку и петушиные гребешки, а из французской кухни – стейк тартар и яйца ржанки. Жозефина позиционировала себя как нечто среднее между хозяйкой гарлемского ночного клуба и французской дивой. В «Вог» описывали, как она заходила в клуб примерно в час ночи в сопровождении свиты из нескольких избранных поклонников, служанок, шофера и маленькой белой собачки. На ней было платье из тюля с голубым корсажем из змеиной кожи, такие же голубые туфли и бриллиант на талии. Стены костюмерной были увешаны газетными вырезками и ее фотографиями, а на шерсти собачки отпечатался ее карминовый поцелуй.

Но несмотря на всю эту роскошь, Жозефина так до конца и не смогла избавиться от своей простоты. По клубу расхаживала ее ручная коза (свинку Альберта не пускали в люди, зато он свободно бегал по кухне и чудовищно растолстел на объедках). Лавируя между столиками, Жозефина прибегала к уловкам, которым научилась еще в Сент-Луисе: высматривала мужчин, казавшихся ей самыми наивными, дергала их за усы и шептала на ухо непристойные нежности. Ее певческий репертуар состоял из хриплого душещипательного блюза и романтических французских баллад.

Она старательно училась вокалу, и к ее собственным амбициям добавилось честолюбие Пепито. Когда ему казалось, что она отлынивает от ежедневных занятий, он иногда бывал с ней грубоват; в нем просыпался сицилийский мачо. Но строгий режим давал плоды. Завсегдатаи приходили в клуб в семь-восемь вечера, чтобы занять столик, и терпеливо ждали ее выхода до самого утра. В клуб регулярно захаживали Ага-хан и Колетт, которая пополнила ряды взрослых женщин, питавших к Жозефине отчасти материнский, отчасти сексуальный интерес.

Колетт посылала ей ласковые записки на кружевных салфеточках, которые лежали в клубе на столах. Она называла Жозефину своей «маленькой смуглой дочуркой», и поговаривали, что у них одно время был роман. Но какими бы ни были их отношения на самом деле, протекция Колетт сослужила Жозефине хорошую службу. Французы обожали Колетт, она считалась одной из самых популярных французских писательниц, и ее интерес к Жозефине наделил ту статусом настоящей парижанки. За несколько месяцев, прошедших с открытия клуба, Жозефина почувствовала, что в обществе к ней стали относиться по-другому: теперь ее приглашали на благотворительные балы, ужины и концерты, попросили участвовать в церемонии открытия велосипедной гонки «Тур де Франс» в 1927 году и даже назвали в ее честь новое блюдо в ресторане «Тур Д’Аржан» – «курица Жозефины Бейкер».

Так она постепенно перестала быть экзотической джазовой певичкой из Гарлема. Под руководством Пепито она продолжала улучшать свой внешний вид: теперь она носила завиток посередине лба, еще сильнее пудрилась и настаивала, чтобы в написании ее имени на французском использовали акут – Joséphine. В новой постановке «Фоли-Бержер», премьера которой состоялась в апреле 1927 года, остался один комедийный номер, где она представала в костюме клоунессы, но в других номерах она была одета уже по-парижски, в классическом стиле кабаре – юбка из страусиных перьев и металлический лиф с бретельками, усеянными драгоценными камнями и