Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

100 тысяч крон при условии, что Рудольф найдет остальные необходимые для начала производства 200 тысяч крон из другого источника. Затем были еще две или три встречи, в ходе которых Лильеквист и Нобель прониклись доверием и симпатией друг к другу. Кроме того, они постоянно обменивались письмами, в которых обсуждали перспективы развития электрохимической промышленности в Швеции. Нобель сдержал слово: когда Лильеквист достал требующиеся 200 тысяч крон, он внес свои 100 тысяч, и в августе 1895 года новая компания была зарегистрирована.

Нобель настолько ценил Лильеквиста, что, когда в июле 1896 года управляющий компанией «Бофорс» Юнас Чельберг подал в отставку, Нобель предложил этот пост Лилльеквисту, но тот в ответ поблагодарил и отказался, сославшись на занятость.

* * *

Ощущение свободы и нового творческого взлета (что для него, по сути, и означало счастье) сохранялось у Альфреда Нобеля всю весну и лето 1895 года, одна идея рождалась в его голове за другой, и в конце мая он в замечательном настроении появился в Бофорсе и обрушил на сотрудников завода и лаборатории все громадье своих планов.

Вместе с Алариком Лидбеком он сразу после приезда в Швецию подал заявку на патент нового «прогрессивного» пороха, сгорающего почти без дыма, – первого созданного им взрывчатого вещества, не содержавшего нитроглицерин. Одновременно он стал подгонять Лидбека с созданием искусственной резины, одержимый той же фанатичной верой, что и его отец, в огромные перспективы применения этого материала в швейной и обувной промышленности.

Вильхельму Унге в дополнение к продолжающимся экспериментам с боевыми ракетами было поручено разработать технологию литья нового бронированного листа, который был бы толще всех существующих на тот момент. Сульману, помимо того, чем он уже занимался, Нобель поручил создать новый «прибор для экономии света», который был основан на прочитанном где-то Альфредом утверждении, что изображение всегда удерживается на сетчатке глаза лишь на десятую долю секунды. На основе этого Нобель пришел к выводу, что если заставить ламповые зеркала вращаться со скоростью более 10 оборотов в секунду, то свет электроламп будет восприниматься как куда более яркий, а значит, для освещения помещений его понадобится куда меньше, что в итоге резко сократит расход электричества на эти цели.

Еще в январе 1895 года, когда Нобель проводил совещание с участием сотрудников всех своих лабораторий и предприятий о годовом плане будущих экспериментов, он спросил Сульмана, где бы тот хотел жить и работать – в Сан-Ремо или в качестве руководителя лаборатории в Бьёркборне? Разумеется, Сульман выбрал последнее – ведь это позволяло и ему, и жене быть поближе к родителям, а кроме того, означало куда большую свободу и самостоятельность в работе, избавляя от диктата и переменчивого настроения Альфреда Нобеля.

Но летом Нобель снова появился в Бофорсе, и Рагнару с Рагнхильд пришлось встречать его в роли хозяев, хотя на самом деле хозяином поместья и всех прилегающих к нему предприятий и угодий был именно Нобель. Альфреду пришлись по душе неторопливые ужины с молодыми образованными супругами, и за столом он не только много говорил сам, но и задавал немало вопросов Рангхильд – например, поинтересовался ее мнением, книги каких норвежских писателей она бы рекомендовала ему приобрести для своей библиотеки. Интерес был не случайным – скандинавская литература переживала в тот период невиданный взлет; имена Генрика Ибсена, Сельмы Лагерлёф, Августа Стриндберга были в Европе на слуху множества любителей литературы, и эта популярность земляков невольно подстегивала никогда не покидавший Нобеля писательский зуд, подталкивая к письменному столу. В один из вечеров он сказал, что, возможно, в будущем у него возникнет очень деликатная просьба к Рангхильд, и позже выяснится, что он подумывал доверить ей перевод своей «Немезиды», речь о которой еще впереди.

Впрочем, похоже, Нобель уже в те дни чувствовал приближение смерти и спешил взять от жизни как можно больше. В июне 1985 года, едва приехав в Бофорс, он написал Эммануилу в Санкт-Петербург письмо с просьбой заказать для него трех дорогих орловских рысаков. Племянник поспешил выполнить просьбу дяди, и вскоре в Бофорс прибыли не только вороные красавцы Воевода и Ворон, но и серый жеребец Витя, а также только-только вошедший в моду в Петербурге великолепный экипаж с откидным верхом. Альфред оснастил коляску сделанными по его специальному заказу колесами с резиновыми шинами и телефоном, связывающим седоков с кучером, и в свободное время наслаждался ездой в диковинном для этих мест экипаже по окрестностям.

Рагнар Сульман пытался использовать воскресные дни для того, чтобы пробудить в боссе столь близкие лично ему религиозные чувства и в конце концов уговорил его пару раз посетить церковь. Рагнар был поражен, увидев, как Альфред пришел в церковь со своим личным сборником псалмов, да еще и с заметками, и сосредоточенно читал его на протяжении всей службы. Однако вскоре он понял, что поход в церковь был для Нобеля лишь жестом вежливости по отношению к молодому другу – в псалмы была вложена книжечка великого вольнодумца Вольтера, и большей иронии по отношению к церкви поистине трудно было придумать.

Воскресные дни Альфред любил проводить, ходя по пустым цехам и инспектируя сделанное за неделю – в будни он там появляться избегал, так как ему претили выражения подобострастия со стороны рабочих и инженеров.

Одновременно в Бофорсе он занимался целым рядом новых проектов, в том числе велосипедными проектами братьев Юнгстрем. Позднее Фредрик Юнгстрем оставил воспоминания о Нобеле, очень ярко высвечивавшие его как человека. В частности, ему врезалось в память, как Альфред остановился и купил апельсины у какой-то старушки, торговавшей ими у дороги. «Очень вкусные апельсины. У меня в Сан-Ремо такие не растут!» Затем во время демонстрации того, как ведет себя их велосипед при подъеме на крутую горку по гравию, Фредрик так испачкался, что ему пришлось извиняться за то, что он не может пожать на прощание руку уважаемому спонсору. «Ничего страшного. Чистые руки лишь у того, кто ничего не делает», – ответил Альфред.

В мае 1895 года Нобель объявил, что с подачи своего друга Норденшёльда решил оплатить половину стоимости экспедиции инженера Соломона Андре, решившего достичь Северного полюса на воздушном шаре. Проект был тем более амбициозным, что в эти самые дни фанатичный сторонник независимости Норвегии от Швеции Фритьоф Нансен рвался к Северному полюсу, и для шведов было крайне важно, чтобы их соотечественник Андре обошел Нансена в достижении этой цели. Только финансовой поддержкой Нобель не ограничился и предложил Андре использовать во время экспедиции почтовых голубей, которых предлагал специально для этой цели доставить с Русского севера. Кроме того, он предложил уплотнить оболочку воздушного шара с помощью новейшего французского лака, рецепт которого прислал ему уже упоминавшийся на этих страницах изобретатель, журналист и пацифист Аристид Риффель.

Широкий жест Нобеля так поразил короля Швеции Оскара