Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

физиологии и медицины – Каролинскому институту, а вот ответственность за создание Комитета по вручению премии мира возложил на норвежский стортинг (парламент), который в то время как раз вел борьбу за отделение от Швеции, но решил добиваться этой цели исключительно мирным путем и, по сути, предотвратил назревавшую войну со Стокгольмом.

Сказать, что все четверо заверителей завещания были ошеломлены – значит ничего не сказать. Заметим их недоумение по поводу того, что он «обделил» племянников Альфред поспешил объясниться. «Я по сути своей социал-демократ, хотя и умеренный, – сказал он. – В частности, я считаю большие унаследованные состояния несчастьем, которое содействует лишь апатии рода человеческого. Посему тот, кто располагает большим состоянием, не должен допускать, чтобы оно перешло к родственникам иначе как в очень небольшой части».

Когда дело дошло до премий и стало ясно, что их размер будет поистине огромным, Альфред пояснил, что, в отличие от инженеров и изобретателей, ученые, писатели и честные общественные деятели редко зарабатывают большие суммы, и он хочет дать им свободу, позволяющую не думать о деньгах и поставить все свои силы и таланты на службу человечеству.

Вечер закончился тем, что свидетели, поставив подписи под завещанием, покидали здание Шведско-норвежского общества явно в подавленном настроении. Но у самого Альфреда Нобеля оно было превосходным.

Он сделал свой выбор и ничуть о нем не жалел. Теперь вся его работа на протяжении жизни получила наконец цель, устремленную не столько в настоящее, сколько в будущее. Можно даже сказать – в вечность.

Глава двенадцатая

Тем временем в России

Я не люблю комплименты, но я должен сказать: я поражен, как тебе удалось справиться с важнейшими делами. Молодец, племянник!

Из письма Альфреда Нобеля Эммануилу в 1890 г.

Доверяя своей интуиции и чутью, Альфред Нобель не ошибался в оценке старшего сына своего брата еще при жизни Людвига. Так в одном из писем племяннику дядя советовал поскорее разгрузить отца от бремени забот «о керосине, мазуте и прочих мучителях из бакинского подземного царства».

Да и характером Эммануил Людвигович с младых ногтей копировал отца. В дальнейшем с акционерами и партнерами в товариществе, как и в отношении к сотрудникам своих предприятий, «сын нобелевского полка» проявит большой патриотизм к России и русским. Он будет демонстрировать честность и прямолинейность, всячески показывать поддержку, уважение и доброжелательность к служащим. Верой и правдой будет служить заветам и уставу товарищества, поставит перед собой ясную цель – продолжить курс Людвига, направленный на всемерное укрепление позиций «Бранобеля» внутри России и завоевание прочных позиций на мировом рынке. Эммануил Людвигович проявит немалые финансовые и административные таланты при переговорах и заключении многих сделок. Научится умело сочетать поиск самых выгодных подрядов на военные правительственные заказы с выпуском оборудования для собственного нефтяного производства, при этом успевая в срок выполнять сторонние частные заказы.

Многое он успел взять на вооружение, стоя плечом к плечу рядом с отцом и поэтапно под его пристальным вниманием проходя определенные ступени служебной лестницы. На момент смерти Людвига Эммануилу было неполных 28 лет. В столь молодом возрасте к нему уже по праву перешли ответственнейший пост руководителя «Бранобеля», ряд коммерческих проектов и объектов в Петербурге, связанных со сбытом динамита Альфреда Нобеля. Кроме того, старший сын со всей ответственностью взял под свою опеку своих младших сестер и братьев и совместно с вдовой отца Эдлой (Эммануил приходился ей пасынком) начал эффективно вести хозяйственные дела.

Вскоре после смерти мужа, в 1894 году, Эдла купила земли под Выборгом и поселилась в усадьбе в деревне Ала-Кирьола (после Второй мировой войны деревню переименовали в Липовку, а затем в Ландышевку), куда пригласила ведущих архитекторов Петербурга, а также профессора и ректора Политехнического института в Хельсинки Густава Нюстрема, чтобы превратить эти заброшенные северные места в настоящий цветущий сад. Высадила лиственничную рощу, липовую аллею, создала удивительной конструкции «колодец Нобелей» и многое другое. В этом же доме Эдла собирала бесценные документы семейной истории.

После революции 1917 года все представители семейства «русских Нобелей» спешно вернулись в Швецию, но за имением Ала-Кирьола (и архивом) остались присматривать сестра Эммануила Марта и ее муж, врач Георгий Павлович Олейников (1864–1937). Благодаря хозяйственной деятельности супругов имение умудрялось приносить прибыль, ведь оно долгие годы славилось крупнейшей в Финляндии утиной фермой, где также разводили овец и выращивали кормовые культуры.

Трагическая случайность оборвала жизнь Георгия Павловича, и он так и не узнал о варварском разграблении его любимой оранжереи в усадьбе, в которой созревали виноград, персики, кукуруза. В ноябре 1939 года началась Зимняя война, и всех мирных жителей вынудили покинуть деревню. Перед уходом финские войска заминировали и взорвали великолепный особняк Нобелей. Из всех построек уцелели только конюшня, дом прислуги и каменный сарай. К великому сожалению, в Ала-Кирьола был утрачен и практически весь семейный архив… Но это уже другая страница истории «русских Нобелей».

* * *

Уже в скором времени Эммануил в полной мере проявил себя как финансист, прогрессивный управленец – ведь семь предыдущих лет, начиная с 1881 года, он уже отвечал за материальное положение компании под патронажем Людвига. Параллельно он обсуждал в письмах с дядей Альфредом денежные вопросы, был осведомлен о многих важных технических и финансовых текущих задачах фирмы.

За несколько дней до кончины отца Эммануил попросил финансового директора товарищества Ивара Лагервалля написать от его имени письмо любимому дяде «для облегчения положения». Он переживал, что опись наследственного имущества, когда все средства будут заморожены, может затянуться на длительный срок, и перевел тогда Альфреду 500 тысяч рублей, «на всякий случай» и в виде обеспечения миллиона, который ему остался должен Людвиг. Такие поступки, а точнее сказать, конкретные действия говорили о старшем сыне Людвига и его ответственности перед именем и репутацией фирмы красноречивее любых личностных характеристик.

Непосредственно в совет «Бранобеля» Эммануил вошел в 1885 году, но уже с первого визита в Баку (1876) имел возможность наблюдать колоссальные изменения и рост производств – от усовершенствованных способов добычи и переработки до грамотной цепи логистики и транспортировки. За тот период (с 1879 года и до смерти Людвига) «Бранобель» стал добывать нефти в чистых цифрах в 81,6 раза больше, что составило 26,2 миллиона пудов (13,4 процента от общероссийской добычи), а производство керосина выросло в 41,4 раза и составило 12,8 миллиона пудов. Уже в те годы нефтяной промысел Нобелей подавляющим большинством был признан образцовым, о чем свидетельствовали разные международные награды[86].

Надо сказать, что Эммануилу по праву рождения повезло не только с отцом и дядей Альфредом, но и с сестрами и родным братом Карлом, который тоже являлся гордостью семьи и верным «сыном нобелевского полка». Карл Нобель много лет вел оживленную переписку с Альфредом,