Дети русской эмиграции - Л. И. Петрушева

Но вот, значит, мы приехали в Екатеринодар. Я как-то раз услышал, что Донской институт находился тоже здесь. Я, недолго думая, расспросил у мальчиков, где он находится, и мы пошли туда. Но когда мы пришли туда и я спросил, нет ли здесь Таисии Королевой, то мне ответили, что она осталась в Новочеркасске. После Екатеринодара мы сели на поезд и поехали в Новороссийск. Во время езды мы проехали туннель, до сих пор я не видел еще ни одной туннели и только тогда я узнал, что такое туннель. Когда мы приехали в Новороссийск, то нас поместили в одной казарме, где мы были очень долго, и во время всего этого путешествия или похода мы ни разу не сменяли одежду, и от этого у нас завелись насекомые. Некоторые кадеты заболели сыпным тифом. Кормили нас там ничего по сравнению <с тем>, когда мы вышли из Новочеркасска.

Но вот нас повели на пристань, где мы сели на один пароход под названием «Саратов». Поплыв, кажется, недолго, мы пристали к Александрии. Там нам была устроена дезинфекция. После нас посадили на поезд, и мы приехали в Тель-эль-Кебир. Нас поместили жить в палатках. Во время житья в нашем лагере загорелась палатка, но ее мы затушили уже поздно, когда она почти сгорела.

Прожили мы там не знаю сколько, но после мы поехали на поезде в Измаилию. Когда мы приехали на вокзал, нас поместили на грузовики и мы поехали по городу, потом за город и наконец приехали к одному лагерю, где мы и жили почти 2 года. Во время езды на грузовиках мы такую испытали радость, что и нельзя сказать. Когда мы ехали по аллеям, то мы были в тени, несмотря на карту, и срывали листы деревьев. Когда мы подъехали к лагерю, то там еще не успели выбраться индусы, жившие там. Но вот они выбрались, и начали размещать нас. Когда разместили по палаткам, мы пошли чай пить. Когда все это сделали, мы пошли рассматривать пустыню и Суэцкий канал. В канале, кто умел плавать, тот плавал. Я не умел, но через три дня я научился, потом и научился нырять. Нас перевели в следующий класс, то есть я был переведен во 2 класс. Заниматься там не хотелось, так как была сильная жара и очень хотелось купаться. Даже преподаватель по русскому языку водил нас купаться. Поэтому мне дали переэкзаменовку, но я не ходил на занятия эти, а ходил ловить рыбу, поэтому я и остался на второй год во втором классе.

На один французский праздник были устроены состязания, куда и я записался, то есть нырять, так как уже довольно далеко нырял. Когда мы вошли в один дом, нам дали короткие купальные трусики, так как было очень много присутствующих. Когда наша очередь дошла нырять, мы вышли на пристань и нырнули. Так как там была почему-то вода мутная, я нырнул с закрытыми глазами и наткнулся поэтому на один камень, а потому, что там было мелко, то от толчка мои ноги показались из воды. Это было еще недалеко от берега, и все присутствующие засмеялись, как потом я узнал. Но я продолжал нырять и вынырнул второй, и поэтому я взял приз, то есть 50 пиастров (1/2 фунта английс<кого>). Нас еще водили на другую сторону города на аэродром, где наши катались на аэропланах.

Вообще текла жизнь довольно хорошо. 2 года мы в Измаилии жили, но вот пришло известие, что наш корпус идет в Константинополь и в Болгарию. Нам был подарен духовой оркестр, никуда не годный, морским корпусом. Он валялся в складе, и никто его не брал. Но вот один кадет взял кларнет и заклеил его дырки воском и начал играть на нем. Другие это увидели, начали тоже брать, которые играли в корпусе в оркестре. Со временем образовался и духовой оркестр, с которым мы уже уходили из лагеря и плавали на корабле. Когда мы шли по городу, то за нами бежали маленькие арабы, а большие шли. Мы оставили глубокое впечатление в этом городе. Несколько раз играли на пароходе. Когда мы проезжали Босфор, то мы видели деревья, растущие по берегам.

Вот наш корабль стал на якорь. Нашему корпусу объявили, что младшие классы останутся учиться в Константинополе. Это взволновало кадет, потому что не хотелось расставаться с товарищами. Вскоре после этого подошла барка, и мы сели. Когда барка поплыла к берегу, оркестр заиграл марш, и мы под оркестр поплыли к берегу. Нас высадили на пристань, а наши вещи поплыли на барке дальше. Мы построились и пошли по Буюк-Дере, и подошли мы к красивому довольно дому; после это оказалось было Русское посольство. Нас напоили чаем. После этого директор Черячукин, генерал-лейтенант Генерального штаба, сказал прощальную речь, которая очень тронула нас. И теперь мы находимся в Эренкее.

5 класс

Васильев Александр

Мои воспоминания с 1917 года

В 1917-м году мне исполнилось 10 лет, когда в мае месяце по улицам нашей станицы шло радостное шествие с красными флагами с радостными криками: «Ура! Да здравствует!..» Сначала шествие состояло из немногих учителей приходских и среднеучебных заведений с группами учеников, затем все более и более присоединялись к шествию различного рода и сословия люди. Наконец шествие, запруживая улицу, направилось на площадь около собора. В шествии большинство было молодежи учебных заведений, ремесленников, учителей и т. д. Учителя и более грамотные оживленно рисовали будущую счастливую жизнь народа русского, то сравнивая ее с Францией, то рисуя жизнь в более счастливом положении неграмотным пожилым казакам и старикам, старухам. Я вместе с ватагой своих друзей последовал за этим шествием. Мы интересовались (не так я, как мои товарищи) тем, что будет дальше доселе невиданного нами события. На площади устроили красное возвышение, на которое всходили по очереди мужчины и говорили свои непонятные для нас речи. Мы уже стали скучать и сильно хотелось есть, потому что эта процессия длилась уже до 6 часов. За обедом было много разговоров между родителями по поводу этих событий.

Во время борьбы, которая велась между красными и белыми, наша станица переходила много раз из рук в руки. В одно время красными была взята станица и они держались в ней долгое время. О белых слухов не было слышно, и жители уже прижились к порядкам красных. По всем дворам стояло множество красных. Несмотря на небольшой