Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко

Другой старец, тоже сохранивший хорошее расположение духа, академик Перевощиков, что еще замечательнее: он совершенно ослеп. Ему 84-й год. Я навещаю его здесь очень часто, и он всегда изъявляет мне самую горячую благодарность. «Удивительное дело, — говорил он мне однажды, — что я до сих пор не умираю. Ложусь спать и думаю: ну уж теперь не встану. Просыпаюсь на другой день поутру — и опять жив».

Но бедный Карл Карлович Фойгт, которому только 66-й год вот уже более трех месяцев томится предсмертными страданиями.

13 сентября 1873 года, четверг

Переезд с дачи. День теплый и приятный.

14 сентября 1873 года, пятница

Если бы я был наделен от судьбы каким-нибудь особенным благосостоянием, это было бы моим мучением. Меня беспрестанно преследовала бы мысль, что я не по заслугам пользуюсь исключительным благом, тогда как тысячи или даже миллионы подобных мне существ страдают под игом многоразличнейших зол.

Историческое великое значение народа определяется не обширностью территории и не обилием народонаселения, а принципами и стойкостью в их осуществлении. России пока недостает ни того, ни другого.

15 сентября 1873 года, суббота

Если подвести итог моего летнего пребывания на даче, то окажется, что лето это проведено недурно в физическом смысле. В умственном отношении не много сделано, или, лучше сказать, ничего. Я продолжал писать мои записки и только.

18 сентября 1873 года, вторник

Замечательно, что Замятнин по случаю пятидесятилетнего юбилея своей службы ничего не получил от двора. Но судебные чины благородно и прекрасно отпраздновали этот юбилей. Москва прислала депутатов, и более 30 поздравительных телеграмм получено от разных судебных мест в империи. При этом положено: в память Замятнина, как бывшего министра юстиции и верного хранителя судебных уставов, учредить исправительное заведение для несовершеннолетних преступников.

20 сентября 1873 года, четверг

У нас нет ни патриотизма, ни общественного духа. Он возникает из народа, а у нас народ — стадо, погоняемое и подчас угнетаемое, а, главное, не достигшее сознания долга, законности и нравственного достоинства. Слов и учреждений, заимствованных из общечеловеческой цивилизации, у нас найдется довольно, но это слова без содержания, и учреждения, носящие на себе только личину европеизма. Тут нет и тени свободного проявления мысли, свободного начинания в пользу общую, одна внешность, ложь.

Нелепо и смешно возмущаться этим. Такой порядок вещей есть порядок, как и всякий другой, в нем так же можно жить и умирать, как и везде.

21 сентября 1873 года, пятница

Самоубийства сделались у нас чем-то вроде эпидемии. Не проходит дня, чтобы не публиковано было о нескольких самоубийствах. Вешаются, топятся, режутся и отравляются люди всех состояний, молодые и зрелого возраста, мужчины и женщины, даже мальчики лет пятнадцати — шестнадцати. Чем это объяснить, как не страшным упадком нравов, отсутствием нравственных принципов и верований, отсутствием характеров, идеалов? Печальное время!

25 сентября 1873 года, вторник

Сила характера преимущественно состоит в том, чтобы выдерживать напор внешних впечатлений, от чего бы они ни происходили и какого бы рода ни были. Живому существу невозможно не испытывать на себе силы этих впечатлений, и в первые минуты их действия мы естественно колеблемся, приходим в волнение и даже готовы следовать их течению. Но здесь-то и выступает сила характера.

Наше общество похоже на огромный резервуар, наполненный бродящею кислотою. Что ни вбрось в него, все тотчас разлагается и только усиливает брожение.

В частности, конечно, движутся и стремятся свободные силы. Но в целом господствует какой-то рок или неотразимый ход вещей, который увлекает за собою все и всех.

30 сентября 1873 года, воскресенье

Поутру у И. Д. Делянова в первый раз после лета. Он продолжает исправлять должность министра народного просвещения. Я, между прочим, в разговоре коснулся классицизма и выразил ту мысль, что если можно соглашаться с министерством в принципе, то никак нельзя одобрить способ приведения в действие новой системы гимназий. Способ этот крайне крут. Надобно было постепенно сроднить с этой системой общественное мнение, а не вооружать его против нее. В министерстве думают, что общественное мнение заблуждается насчет важности и пользы принятой системы; пусть так, но все-таки оно есть сила, и без его содействия ничего прочного создать нельзя; а если и будет что создано, то скоро разрушится. И.Д. согласился с моим мнением.

7 октября 1873 года, понедельник

В прошедшую пятницу были похороны одного из лучших людей нашего убогого на хороших людей общества — сенатора Николая Андреевича Буцковского. Он был сенатором кассационного уголовного департамента и один из деятельнейших участников в составлении устава нового судопроизводства. Смерть сразила его быстро, говорят, аневризмом. Летом я часто встречался и беседовал с ним в Павловске, где он, как и я, проводил лето. Он был, по-видимому, здоров и крепок.

2 октября 1873 года, вторник

В окружном суде в качестве присяжного. На этот раз не попал в очередь, но так как рассматривалось два дела, то я все-таки должен был оставаться в суде до второго, но и тут не попал в очередь. В первом деле судился некий воришка, молодой человек лет 20, стянувший часы у какого-то рабочего, но пойманный на месте и, однако, успевший бросить часы в сторону. Так как он уже в третий раз судился за кражу и был раз уже приговорен к лишению прав состояния и к шести месяцам тюрьмы, то присяжные вынесли обвинительный приговор без смягчительных обстоятельств. Суд приговорил его к арестантским ротам на два года. Присяжные из нескольких чиновников и мещан следили очень внимательно за ходом дела, впрочем весьма несложного. Жаль только, что секретарь читал очень скоро обвинительный акт, хотя и толково. Речь председателя Якоби можно было слышать хорошо, так же как и речи защитников.

Я познакомился тут, между прочим, с профессором Петрушевским, также присяжным.

4 октября 1873 года, четверг

Опять в суде и опять не попал в очередь. Дела ничтожные: судили все маленьких воришек.

5 октября 1873 года, пятница

В суде. Я на этот раз попал в очередь по делу о лжесвидетельстве и был избран старшиною. Состав суда отличный; особенно превосходно действовал и говорил председатель, Якоби. Он, между прочим, разъяснил присяжным, что ложное свидетельство под присягою закон рассматривает двояко: одно, совершенное обдуманно, другое — в замешательстве и страхе от каких-нибудь угроз. Последнее карается легче. Вникнув в обстоятельства дела, мы пришли к убеждению, что обвиняемый совершил преступление в последнем смысле, и согласно этому вынесли вердикт. Виновный