Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

сожалению, побывать всюду. Из Нотозера мы поднялись в маленькое горное озеро Пудос. Нам понравилось это название: в нем было что-то греческое. Мы не сразу нашли речку, вытекавшую из этого озера, так она заросла камышами. Только здесь, в конце пути началась настоящая охота. Из зарослей то и дело поднимались тяжелые кряквы и маленькие быстрые чирки. Несколько выстрелов, и пара жирных крякв уже лежала у нас в лодке. Здесь голодать не пришлось бы. Вошли в речку. Сначала шли на веслах, потом, когда воды стало меньше, повели байдарку на бечеве. Последние сотни метров, стоя на камнях среди бешеных потоков воды, буквально на руках протолкнули лодку против течения и внесли ее в озеро Пудос.

Вход в озеро оказался ограниченным двумя поросшими лесом горами. С ними была связана трогательная легенда: здесь давным-давно жили двое влюбленных. Их любовь встретила препятствие, но расстаться они не захотели и превратились в две горы. И вот стоят теперь рядом Иван-гора и Ирин-гора, сторожа покой прозрачного озера. Берега отражались в зеркальной глади Пудоса. Горы закрывали озеро от ветра, и вода в нем всегда была спокойная. Оно показалось нам маленьким, но это ощущение оказалось обманчивым. Окружающие горы были довольно высокими, и правильное ощущение расстояния терялось. Только внимательно посмотрев на противоположный берег, можно было увидеть тоненькие черточки стволов берез, шапки сосен и острые конусы елей и понять, как они далеко.

Поставив на берегу палатку, мы решили попытать счастья в рыбной ловле. Выкинули за корму блесну с крючком на длинной зеленой леске «Сатурн» и пошли, не торопясь, вдоль берега. Отец, сидя впереди, потихоньку греб, а я держал в руке конец лесы, привязанный к длинной деревянной дощечке с пропилами на концах. Неожиданно что-то резко дернуло мою руку. Сначала я не поверил, что это рыба. Думал, задели блесной за дно. Но рывок был упругим, и я стал наматывать лесу на дощечку. Даже и сейчас, когда я пишу эти строки, у меня захватывает дух. Сначала метрах в пятнадцати за кормой показался из воды крутой плавник, чиркнул по поверхности и снова исчез. А потом отчаянным прыжком выкинулась из воды длинная, серебристо-синяя, с красными перьями плавников, красавица-рыба. Леса дрожала и со звоном рассекала воду. Это в глубине наша добыча металась из стороны в сторону. Наконец под водой осталось всего несколько метров лесы, и мы ясно увидели «ее». Растопырив плавники, как бы упираясь ими об воду, «она» яростно била хвостом и раскрывала свою хищную пасть, сопротивляясь из последних сил. Багра у нас не было, и отец с большим трудом схватил рыбу двумя руками и перетащил через борт в лодку. Это была кумжа – пресноводная семга. Я не буду говорить о ее величине и весе, ведь вы все равно не поверите. Но мы ели ее в разных видах весь следующий день.

Азарт рыбной ловли заставил нас забыть о времени. Из-за гор выползли тучи, пошел дождь, и только в сумерках, голодные и мокрые, мы добрались до лагеря и вытащили лодку на берег. Вот и пришла наконец эта дождливая сырая ночь, от которой так долго избавляла нас погода. Капли дождя стучали по крыше палатки и по днищу перевернутой лодки. Ветер рвался в наглухо задраенный вход. Мокрые полы провисли и от неосторожного касания начинали сочиться. Но когда в палатке деловито зашумел примус, когда мы согрелись, надели сухую одежду и поели, шум дождя показался нам колыбельной песней, и мы вскоре уснули. Во всем есть своя прелесть.

Дни на Пудосе прошли быстро. Мы слишком долго добирались до цели, а когда наконец добрались, оказалось, что пора возвращаться. Тем не менее это был настоящий отдых, которого мы не знали в течение долгого времени. Отец рисовал этюды, я ловил рыбу, стрелял уток и собирал ягоды. Уха, жареная рыба, утятина – мы отъедались за много дней жизни впроголодь. Нам было очень хорошо среди этой молчаливой, суровой и такой щедрой к нам природы. Уходить с Пудоса не хотелось. В разговорах мы фантазировали о строительстве зимовья на озере и о жизни в нем вдвоем, без городской работы и учебы. Жизнь лесовиков: охота, рыбалка, натуральное хозяйство – что может быть лучше! Война и лесные пожары не тронули берегов Пудоса. Они были похожи на края глубокой сине-зеленой чаши, на дне которой заснуло озеро. Мне часто приходилось слышать восторженные рассказы о красотах юга. Да и самому не раз довелось побывать в южных странах. Но разве можно их сравнить с богатством красок севера. Такие закаты, как здесь, на севере Карелии, я видел позже только в одном месте – в той же самой Карелии, только еще севернее, на Белом море. А ведь обычно говорят об однообразии северной природы! В дальнем, заросшем травой углу озера рано утром мы спугнули двух лебедей. Они поднялись такие гордые, сильные и красивые, что не было желания в них стрелять. На фоне синей горы громадные птицы резко выделялись белыми пятнами. Вытянув длинные шеи, мерно взмахивая могучими крыльями, они летели рядом в сторону глухих лесных озер. Их тревожные крики долго разносились над озером, лесом и болотами. Такого я больше не видел никогда в жизни.

Но что делать! Попрощавшись с этим благословенным местом, мы пошли в обратный путь. После поселка Перекоп мы снова вышли в Ковдозеро, но поплыли другим маршрутом, по его восточной стороне. На нашем пути открылся широкий восьмикилометровый плес. Нам не хотелось на тяжело груженной байдарке пересекать его днем, когда дул сильный ветер, и мы дождались вечера, когда все стихло. Определили по компасу направление: дальний низкий берег терялся в тумане. Последние острова отступили назад, и перед нами открылась необъятная водная гладь. В потемневшем небе разгорался закат. Мы шли прямо на него. Словами описать его невозможно. Поражала яркость и вместе с тем какое-то благородство красок. Зарево отражалось в воде, но на ней все цвета казались более сдержанными. За кормой вода все сильнее темнела и сливалась с берегом и небом. Мы догнали белогрудых гагар. Птицы сначала нырнули, пытаясь уйти от нас под водой, потом начали подниматься в воздух. Сначала они долго бежали по воде, как разгоняющийся гидроплан, и концы их коротких крыльев оставляли две полосы расходящихся кругов. Тяжелые птицы никак не могли оторваться от воды. Но постепенно круги от ударов крыльев становились меньше и, наконец, пропали совсем. Рассекая со свистом воздух, вытянув шеи, гагары исчезли вдали. Огненный шар солнца коснулся воды. Еще несколько минут, и оно исчезает,