Рядом со Сталиным - Валентин Михайлович Бережков

же привлекла мое внимание. Я никогда раньше не видел ее в редакции. Поздоровавшись, прошел мимо и, придерживаясь правила никогда не смотреть женщине вслед, направился к титану, всегда наполненному горячей водой. Однако, пройдя шагов десять, все же не удержался и обернулся. В то же мгновение обернулась и таинственная незнакомка. На какую-то секунду наши взгляды встретились.

Мне, разумеется, не стоило труда выяснить, что заинтересовавшая меня девушка в мое отсутствие поступила к нам корректором. Потом, закончив свои очерки, я уехал в командировку в Англию. Затем — на Брюссельскую всемирную выставку 1958 года. Но взгляд, которым мы с ней обменялись, сопровождал меня повсюду.

В начале 60-х — ей тогда исполнилось 25 лет — Лера (она и теперь не любит, чтобы ее называли Валерией Михайловной) переехала ко мне. В 1966 году мы поженились, а вскоре у нас родился сын Андрей.

«Сто цветов»

В то время в Китае был с большой помпой объявлен новый курс Мао: «Пусть цветут сто цветов». Как нередко бывало и в других починах «великого кормчего», здесь также подразумевалась ссылка на исторический прецедент: некогда в древности один из китайских императоров, поощряя разнообразие в искусстве, литературе, поэзии, живописи, назвал свое правление «цветением ста цветов». И вот теперь, вскоре после венгерского восстания 1956 года, Мао решил провозгласить в красном Китае «свободу творчества». Это казалось неверным, и, естественно, что, находясь в Китае, я интересовался, как практически претворяется в жизнь это новшество, неслыханное в других странах, где у власти находились коммунисты.

В министерстве информации высокопоставленные чиновники уверяли меня, что все обстоит как нельзя лучше. Среди творческих работников царит, дескать, небывалый подъем. Появились новые литературные произведения, идут политические дискуссии, готовятся новые сатирические фильмы — словом, все цветет и этому все радуются.

В это же время газета «Женьминьжибао» регулярно публиковала аналитические статьи о взаимоотношениях между руководителями и руководимыми, которые у нас, в Москве, назвали бы по меньшей мере «сомнительными». Тем не менее «Правда» время от времени перепечатывала их со ссылкой на то или иное китайское издание.

Из бесед в Пекине с писателями, журналистами, художниками, профессорами университетов у меня сложилось впечатление, что в их творческую лабораторию не вмешивается никакой «агитпроп» и что они могут свободно выражать свои нетрадиционные взгляды.

В ходе официального интервью, которое мне дал маршал Чжу Дэ, я постарался выяснить, насколько серьезным является провозглашенный курс на свободу творчества. Маршал, считавшийся президентом Китайской Народной Республики, не только подтвердил незыблемость этого оригинального начинания Мао, но и взялся обосновывать его необходимость. Сославшись на венгерские события, он заявил, что правящие партии в социалистических странах обязаны сделать вывод из того факта, что многие трудящиеся Венгрии поддержали восставших. Это означает, продолжал Чжу Дэ, что в чем-то оказались серьезно затронуты коренные интересы рабочего класса страны. Следовательно, коммунистические партии, представляющие рабочий класс, должны посмотреть, какие ошибки они допустили, и постараться сделать соответствующие выводы.

— Мы не намерены, — заключил маршал Чжу Дэ, — давать рекомендации братским компартиям. Но для себя сделали выводы и наметили ряд мер, частично уже воплощающихся в курсе «Пусть цветут сто цветов».

Во время моей длительной поездки по Китаю я по всюду интересовался, как за пределами столицы осуществляется формула «ста цветов», и неизменно получал ответ, близкий к тому, что услышал при встрече с маршалом Чжу Дэ. По-видимому, провинциальные власти были соответствующим образом проинструктированы и отлично знали, что следует отвечать зарубежным посетителям. Естественно, что я спросил об этом «новом курсе» и Чжоу Эньлая. Он утверждал, что речь идет о серьезном политическом эксперименте, который рассчитан на длительный срок. А затем, так же как и маршал Чжу Дэ, охарактеризовал лозунг «Пусть цветут сто цветов» как одно из мероприятий, подсказанных венгерскими событиями.

Путешествуя по Китаю почти на протяжении полугола, я каждые две недели отправлял в свой журнал очередной путевой очерк. И поскольку «Новое время», из-за специфики этого издания, было свободно от предварительной цензуры, мои статьи сразу же ставились в номер и выходили в свет. Был опубликован и мой очерк о «ста цветах», который сразу же привлек пристальное внимание зарубежных корреспондентов, тем более что никакой другой орган советской печати эту тему не затрагивал.

Казалось, можно было радоваться такому журналистскому успеху. Но не тут-то было. Стоило мне появиться в Москве, как последовал вызов в ЦК КПСС к тогдашнему секретарю Центрального Комитета по пропаганде Екатерине Фурцевой.

С места в карьер она принялась отчитывать меня за «грубую политическую ошибку».

— Как вы могли, — бушевала она, — написать такую вредную статью? Что за сто цветов вы обнаружили в Китае? Слыхали ли вы о чем-то подобном у нас или в других социалистических странах? И как редакция, не посоветовавшись с нами, могла напечатать столь порочный материал?

— Но товарищ Фурцева, позвольте мне объяснить…

— Какие могут быть объяснения? Вы что, до сих пор не осознали своей ошибки?..

— Дело в том, — попытался я наконец вставить слово, — что о курсе «Пусть цветут сто цветов» я получил информацию и в министерстве культуры Китая, и в центральном комитете КПК, и даже лично из уст маршала Чжу Дэ и товарища Чжоу Эньлая. Повсюду мне разъясняли, что речь идет о серьезном политическом мероприятии. Я полагал, что в Москве об этом известно…

— В Москве известно, но совсем о другом, — возразила Фурцева уже более спокойным тоном. — Китайские товарищи, еще до провозглашения этого курса, информировали нас секретным письмом о целях данного мероприятия. Формула «Пусть цветут сто цветов» рассчитана на то, чтобы выявить противников народной власти, а затем лишить их возможности тормозить социалистическое развитие в Китае. Вы же повели себя не как зрелый политик, а как наивный человек. Мы вам делаем серьезное предупреждение и надеемся, что вы сделаете соответствующие выводы на будущее. До свидания…

Аудиенция закончилась. С моей стороны не было смысла вдаваться в дальнейшие пояснения. Да от меня их и не ждали. И без того все было ясно. Жаль только стало тех китайских творческих работников, что поверили приманке о «ста цветах», превратив себя в беззащитную мишень маоистов.

Вскоре нагрянула пресловутая «культурная революция» и 99 цветов было скошено…

Остался один, все тот же, коммунистический, цветочек.

Упомянутые выше очерки, вошли в дальнейшем в мою книгу «От Сунгари до Тропика Рака». Очерка о «ста цветах» в ней, разумеется, не оказалось…

Встреча с Нельсоном Рокфеллером

С представителем этой знаменитой семьи, ставшей символом американского капитализма, я познакомился в 1944 году, когда впервые попал в Соединенные Штаты. Летом того года в столичном