Рядом со Сталиным - Валентин Михайлович Бережков

поместье Думбартон-Окс проходила конференция трех великих держав Антигитлеровской коалиции: Советского Союза, США и Великобритании. На ней вырабатывался проект Устава международной организации безопосности — будущей Организации Объединенных Наций.

Я был секретарем советской делегации, возглавлявшейся послом Андреем Громыко. Мы работали в тесном контакте с секретарями американской и английской делегаций — Алджиром Хисом и Глэдвином Джеббом. Поскольку на конференции, среди множества вопросов, обсуждалась также проблема участия в будущей организации латиноамериканских стран, в частности Аргентины, на некоторых заседаниях присутствовал Нельсон Рокфеллер, занимавший пост помощника президента Рузвельта по Центральной и Южной Америке.

Работа конференции была весьма напряженной. Однако в воскресные дни хозяева обычно устраивали нам интересные экскурсии и развлечения. Как-то в субботу, перед закрытием заседания, глава делегации США, заместитель Госсекретаря Эдвард Стеттиниус, объявил, что в этот уик-энд семья Рокфеллеров приглашает участников конференции посетить Нью-Йорк.

— В 6 часов вечера, — сказал Стеттиниус, — я жду вас всех в аэропорту…

Солнце еще не село, когда мы поднялись в воздух. Летели на низкой высоте, и внизу можно было разглядеть огромный индустриальный район, тянувшийся от Балтимора до Нью-Йорка: здесь ковалось оружие победы над общим врагом. Спустя час приземлились в аэропорту Ла Гардия. Разместили нас в отеле «Уолдорф Астория», самом фешенебельном тогда в Нью-Йорке.

Едва расположились в номерах, как получили приглашение Стеттиниуса на ужин в огромном гостиничном ресторане «Старлайт Руф» («Звездная крыша»). Где-то в глубине зала играл оркестр, и певица темпераментно исполняла модную тогда песенку «Беса ме муччо»…

Ужин был изысканный, но на этом программа вечера не закончилась.

В 11 ночи Стеттиниус вновь появился в отеле и пригласил нас в клуб «Даймонд Хорзшу» («Бриллиантовая подкова»). Небольшой, обитый красным бархатом с золотой отделкой зал имел просторную сцену, где шло пестрое, порой довольно фривольное представление. Наш хозяин, видимо, был тут завсегдатаем. Во всяком случае, его отлично знали и портье, и метрдотель, и официанты. Мы засиделись в клубе далеко за полночь.

Следующий день был заполнен осмотром города: Эмпайр стейтс билдинг, Уолл-стрит, нью-йорская Биржа, музеи. Вечером мы отправились на Пятую авеню в огромный комплекс небоскребов Рокфеллер-Сентр, где были гостями уже знакомого нам Нельсона. В большом зале с высоченным потолком, помимо наших делегаций, было немало высокопоставленных гостей-американцев.

Хозяин задерживался. Тем временем распорядитель пригласил нас к бару с множеством напитков. Обстановка была непринужденной, только официанты в ливреях сохраняли торжественную осанку. Внезапно распорядитель, несколько раз громко хлопнув в ладоши, объявил:

Дамы и господа! Я имею честь представить вам Нельсона Рокфеллера-Нельсон, вошедший в зал легкой походкой, выглядел весьма своеобразно: рыжеватая шевелюра, довольно резкие черты загорелого лица, чем-то напоминающего облик северо-американского индейца. Отвесив общий поклон, он пожал руку главам делегаций, перебросившись с ними несколькими словами, а затем подошел к Стеттиниусу и стал с ним о чем-то беседовать.

Одет Нельсон Рокфеллер был довольно небрежно: темно-коричневый пиджак сидел на нем мешковато, к брюкам, заметно вытянутым на коленях, давно не прикасался утюг. Однако его самого это явно не смущало. Держался он совершенно свободно, зато многие из присутствовавших американцев проявлял» к нему всяческие знаки внимания.

Подойдя к Нельсону, я поблагодарил за приглашение познакомиться с Нью-Йорком и попросил рассказать, что представляет собой Рокфеллер-Сентр. Он предложил подняться на крышу небоскреба, чтобы получить полное представление о масштабах этого уникального комплекса. Оказывается, в его сооружении Нельсон принимал непосредственное участие.

— Это первое серьезное поручение, которое я получил от отца, — сказал Нельсон, когда мы направлялись к лифту. — К строительству 70-этажного небоскреба приступили в начале 30-х годов, когда я достиг 24 лет. Я, правда, уже имел некоторый опыт в области крупного строительства, но тут была своя сложность: здание возводилось в центре города с интенсивным движением. Наша семья приобрела этот участок на Манхэттене, но за его пределы мы не могли выходить. Вся проезжая часть вокруг строительной площадки, даже тротуар, должна была оставаться свободной для пешеходов и транспорта. Необходимые материалы и металлоконструкции перевозились по ночам. Строительство все же закончили вовремя, и в первом же сезоне мюзик-холл «Радио-Сити» принял зрителей.

Выйдя из лифта, мы пошли по длинному коридору. Нельсон открыл металлическую дверь и поднялся впереди меня по крутой железной лестнице на плоскую крышу небоскреба. Я подошел к самому краю и остановился у парапета. Зрелище отсюда открывалось фантастическое. Внизу лежал огромный, сверкающий всеми огнями радуги город. Воздух был прозрачный, и можно было видеть, как в ущельях улиц двигались желтые и красные огоньки автомобилей. Слева поблескивал в призрачном лунном свете вычурный шпиль вытянутого, как игла, здания «Крайслера», а впереди в темно-синем небе поднималась громада Эмпайр стейтсбилдинг. Дальше, между серебряными лентами Гудзона и Ист-Ривер, извивался огненный Бродвей, в конце которого виднелись силуэты старых небоскребов Уолл-стрита. Они щетинились на фоне лунной дорожки, блестевшей в Атлантическом океане…

Погуляв некоторое время по крыше, спустились вниз. В лифте я задал наконец Нельсону интриговавший меня вопрос: почему он, такой состоятельный человек, одет столь небрежно?

— Видите ли, — ответил Рокфеллер, — тот, у кого еще нет миллиона, должен, конечно, тщательно следить за своей внешностью. Тот же, у кого перевалило далеко за миллион, может себе позволить некоторую экстравагантность…

Когда мы вернулись в зал, распорядитель сразу же подошел к Рокфеллеру и спросил, можно ли начинать осмотр центра. Тот кивнул в знак согласия, и все мы отправились в студию «Радио-Сити». Сперва нам показали помещения, где находились звукооператоры, осветители и кинопроектор. Затем провели за кулисы, где к очередному сеансу готовился ансамбль красавиц—»рокетс». Ярко загримированные, они вблизи выглядели отнюдь не столь привлекательно, как из зрительного зала. Стеттиниус, исполнявший наряду с Рокфеллером роль хозяина, представил нам руководителя кордебалета, который оказался выходцем из Одессы и прекрасно говорил по-русски.

Осмотрев оборудование сцены, мы отправились на радиостанцию, ничем особенно не примечательную. Зато рядом находилось помещение, которое меня очень заинтересовало. Нельсон объяснил, что это — экспериментальная телевизионная студия. Мы прошли с ним за перегородку. Там стояла на столе квадратная коробка с тусклым стеклянным экраном. Нельсон нажал какую-то кнопку, и окно засветилось голубоватым сиянием. Спустя несколько секунд на этом таинственном экране появились фигуры, быстро принявшие четкие очертания. То были Стеттиниус и беседовавший с ним глава английской делегации Александр Кадоган. Посмотрев поверх перегородки, я увидел их в смежном помещении, причем все их движения воспроизводились экраном. Ничего подобного я до того не видел. Так начиналось телевидение, которое теперь стало обычной принадлежностью каждого дома.

В дальнейшем мы регулярно встречались с Нельсоном Рокфеллером, когда я приезжал в США.

Будучи губернатором штата Нью-Йорк, Нельсон нередко приглашал меня в свою резиденцию. Как-то спустя много лет