Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

звукозаписывающую аппаратуру и осветительные устройства взамен дорогостоящего импорта[1883]. Он возглавил комиссию из восьми человек, посетившую Париж, Лондон, Рочестер (завод фирмы Eastman Kodak) и Лос-Анджелес, откуда он присылал репортажи для печати о посещенных ими кинопросмотрах и встречах, по возвращении намереваясь основать советский киноград на теплом, солнечном черноморском побережье, где фильмы можно было снимать круглый год[1884]. На кинопоказе в Кремле Сталин одобрил идею о советском Голливуде. «Возражающие не видят дальше носа, — подчеркнул диктатор. — Нам нужны не только хорошие картины, но нужно, чтобы их было куда больше, и в количестве, и в тираже. Ведь противно становится, когда во всех театрах идет по месяцам одна и та же картина»[1885]. На следующем показе, когда Сталин смотрел «Чапаева» в 38-й раз, он сказал, что слышал, будто Муссолини собирается построить под Римом киногородок «Чинечитта» всего за два года. Но, несмотря на устные заверения Сталина о поддержке, дорогостоящий Голливуд на Черном море так и не был построен[1886].

Против строительства советского Голливуда выступали не только функционеры, отвечающие за промышленность и финансы. Письмо с возражениями против этой идеи Сталину отправили и Иехиел-Лейб Файнзильберг, известный как Илья Ильф, с Евгением Катаевым, известным как Петров (26.02.1936)[1887]. Ильф и Петров, прославившиеся своими сатирическими романами «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» про ловкого жулика Остапа Бендера, только что вернулись из многомесячной поездки по США, по итогам которой написали книгу «Одноэтажная Америка», в которой описывались не только «девушки, голые наполовину, голые на три четверти и голые на девять десятых», выступающие на сцене, но и реальная Америка — населенная тружениками, и если не страна социализма, то по крайней мере страна демократии. В своей книге Ильф и Петров описывали поездку на «форде» по 25 штатам, рассказывая о небоскребах, хороших дорогах, торговых автоматах, родном городе Марка Твена, охотниках, ковбоях, боксерах, фермерах, неграх, индейцах — о мире, невообразимом для советских читателей[1888].

Америка фигурировала и в донесениях Ягоды. В лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось около 1,2 миллиона заключенных, в придачу к которым в стране насчитывалось еще около 900 тысяч сосланных «кулаков», проживавших в «спецпоселениях»[1889]. Из лагерей освобождали инвалидов, которые ухудшали статистику смертности, а Ягода требовал финансовой подотчетности и улучшения санитарно-гигиенических условий[1890]. Добыча золота в колымских лагерях подскочила в 1936 году до 36,77 тонны (по сравнению с 15,94 тонны годом ранее) — как подчеркивалось во внутреннем докладе, это было больше, чем в Калифорнии[1891]. Число арестованных органами НКВД в 1936 году сократилось до 131 168 человек по сравнению с 505 256 в 1933 году (и 205 173 в 1934 году и 193 093 в 1935 году). В марте 1936 года Ягода похвалялся на Совнаркоме, что благодаря росту профессионализма, реорганизации и новым методам работы правоохранительных органов резко сократилась преступность и решена проблема массовых социальных волнений (таких, как во время коллективизации). Он признавал, что организованное хулиганство, кражи и хищения социалистической собственности еще имеют место и что милицейские патрули не чувствуют себя в безопасности на улицах пролетарских кварталов в бурно растущих промышленных городах. Также он был согласен с тем, что заметного снижения уровня преступности не наблюдается в сельских поселениях, где милиция практически отсутствует. Тем не менее он злорадно утверждал, что в предыдущем году по всему Советскому Союзу было зарегистрировано меньше убийств, чем в одном только Чикаго[1892].

Снова Гитлер

Гитлер продолжал демонстрировать навыки ловкого манипулятора. 21 февраля 1936 года он дал интервью Бертрану де Жувенелю из Paris-Midi, делая упор на своей политике мира, на общей угрозе большевизма и на бессмысленности франко-германской враждебности. «Давайте дружить!» — призывал фюрер, называя Mein Kampf устаревшим и обещая «исправить в нем ряд страниц»[1893]. (В отличие от Сталина, у которого имелись полезные идиоты, Гитлер не додумался до редактирования записей бесед.) Несколько дней спустя фюрер обратился к Арнольду Тойнби, философу и историку, находившемуся тогда в Берлине, с просьбой выступить перед Национал-социалистическим юридическим обществом. «Я хочу от Англии дружбы, а если вы, англичане, будете нашими друзьями, то сможете выставлять нам свои условия — включая, если угодно, и условия относительно Восточной Европы», — сказал он профессору Тойнби, который утверждал в прогнозе для британского министерства иностранных дел: «на любую реакцию с британской стороны… последует непропорционально мощная встречная реакция со стороны Гитлера»[1894]. Геринг, снова охотившийся в Польше (19–24 февраля), за обедом, который давал Бек, «от имени фюрера и канцлера» заявил, «что всякие слухи, будто бы Германия намеревается установить более тесные отношения с Советским Союзом, являются беспочвенными»[1895].

В Монголии 26 февраля Чойбалсан был назначен новым главой министерства внутренних дел (аналога НКВД) и вместе с Дэмидом получил звание маршала. (Четверть персонала монгольского министерства внутренних дел составляли советские граждане.) В тот же день в Токио молодые офицеры императорской японской армии совершили попытку переворота, намереваясь потребовать от императора увольнения своих соперников и назначения нового премьер-министра и кабинета с преобладанием военных. Они заняли центр Токио и убили двух бывших премьер-министров и ряд других высокопоставленных должностных лиц, однако им не удалось захватить ни действующего премьер-министра, ни императорский дворец. Император осудил заговорщиков, и 29 февраля те сдались[1896].

1 марта 1936 года Сталин дал интервью Рою Говарду, председателю газетного синдиката Scripps-Howard News, и, в отличие от прежних интервью, которые у него брали иностранцы, позволил опубликовать его в массовых газетах. Сталин отметил, что ситуация в Японии после недавнего путча остается неясной, однако подчеркнул, что «пока наибольшую активность проявляет дальневосточный очаг опасности», и сделал недвусмысленное публичное предупреждение: «В случае, если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь». В ответ на слова Говарда о том, что, по заявлению итальянских фашистов и немецких нацистов, ключевую роль в созданных ими системах играет государство и что в СССР построен «государственный социализм», Сталин отверг и это выражение как «неточное», и любые подобные сопоставления: «Прежде всего потому, что частная собственность на фабрики и заводы, на землю, банки, транспорт и т. д. осталась там нетронутой, и поэтому капитализм остается в Германии и Италии во всей силе». Говард настойчиво поднимал тему мировой революции, на что Сталин ответил: «Таких планов и намерений у нас никогда не было». Говард привел ряд примеров. Сталин заявил, что «это является плодом недоразумения». «Трагическим недоразумением?» — спросил Говард. — «Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим», — ответил Сталин[1897].

Он сделал жест