Россия 1917 года в эго-документах - Коллектив авторов

class="p">Большая ошибка: арест группы рабочих умеренных партий, которые служили звеном, связывающим рабочих с Думой (26). Через них удавалось сдерживать революционные элементы.

Аресты эти имеют провокационный характер.

(3-его Февр[аля]) [144]. Рассказывали, что подозрения на Протопопова, что все у него направлено

на то, чтобы заставить Россию заключить позорный, но мир. Он искустно очень все к этому подводит, доводя Россию до полной анархии. Нельзя будет вести войну, когда нечем будет кормить армию.

Хлеба и муки – сколько угодно, но подвезти не на чем. Вагонов нет, паровозы не чинят. По словам

Дягилева (27), в Петр[оградском] узле до 2000 вагонов больных. В портах Финляндии 79 000 тон

каз[енного] груза первой важности, а вагонов не дают.

Заводы, которых специальность починка и изготовление частей для паровозов, – делают снаряды.

Углю тоже не хватает. Если отапливаются […] паровозы, то в ущерб [145] работы нескольких заводов, работающих на оборону.

Совместное действие, которое требуют союзники и которое должно выразиться в энергичном

нашем наступлении, для нас возможно лишь частично, в виде короткого удара, в роде

Брусиловского (28), в 20–30 верст, потому что для дальнейшего наступления нужен подвоз, надо

прокормить и питать армию во всех отношениях, а дорог нет, строить мы не можем, нет рельс и опять-таки подвижн[ого] состава. Из-за политики генералы перессорятся, а голодные солдаты уйдут домой, потому что всем надоела война. Если не будет единства власти в армии – немцы будут здесь. C’est un cercle vicieux [146]. Отсутствие единства всегда чувствуется в Армии. Вернувшиеся из Риги

Дашков (29) и Васильчиков (30) говорили, что удачное дело (31) Радко-Дм[итриева] (32) не имело

дальнейших последствий, потому что для этого необходим был корпус свежих войск. Он его просил, он был ему обещан, но месяц спустя его еще не было полностью в распоряжении Радко-Дмитр[иева].

Немцы успели за это время вполне оправиться и укрепиться на новых позициях.

Протопопов заявляет, что может подавить всякую революцию обещанием 10 дес[ятин] (33) земли

на человека. Будто 3 дес[ятины] на брата уже обещаны новому призыву. Однако столько свободной

земли не будет. Если захотят их удовлетворить из нем[ецких] земель, то это будет на новых местах, куда крестьяне не захотят идти, или же все будет в ущерб дворянскому землевладению! Во всем

виноват Один (34), который сам безвольный, но под властью Ее (35) сильной, но бессмысленно

направленной воли (Шидл[овский]).

Англичане, участвующие в съезде (36) говорят: «Why don’t you make a little revolution, if would be cheaper, than what you will have to pay in money and men if this goes on» [147].

Они критикуют роскошный Им сделанный прием в Москве. Говорят: «Мы себе этого не

позволяем».

Ан[на] Ник[олаевна] Родзянко (37) приходила к папа (38) в Кр[асный] Кр[ест] (39) с запросами о

том, что может быть сделано для военно-пленных? (40) Мих[аил] Влад[имирович] (41) отказался от

председательствования предполагаемого Комитета, который должен был объединить все действия в

отношении помощи военнопленным (42). Импер[атрица] Мари[я] Фед[оровна] (43) не пожелала

осуществления этого, чтобы не встать чем-нибудь поперек деятельности Комитета Алекс[андры]

Фед[оровны], в ведении которой Комитет о воен[но]-плен[ных] (44), хотя и он под Кр[асным]

Кр[естом]. Родзянко нечего было отказываться от того, что еще не существует. Ан[на] Ник[олаевна

Родзянко] сильно возбуждена против Ал[ександры] Фед[оровны]. С уверенностью утверждает, что

деньги на воен[но]-плен[нных] она тратит на немцев. Что она сознательно работает в руку

Вильг[ельма] (45). Это всей семьей Р[омановых] усиленно распространяется. Вообще семья вредит

Мих[аилу] Влад[имировичу], превознося его как спасителя России и распространяя самые

невероятные слухи. Дети и она глупы и все это выходит не умно и для него конечно не полезно. Он же

очень был полезен и на своем месте, mais la moutarde lui monte au nez [148], (46).

9-е. Ф[евраля]. Передают слова Протопопова: «Я оболью кровью Москву и Петроград, но спасу

Царское Село». Из идиотских мер нашего Воен[ного] мин[истерства]:

В Астрахани осталось человек 13–15 детей от 5 до 13 лет, детей немецк[их] подданных, военнообязанных (47), родители которых, с объявлением войны были задержаны в Германии.

Теперь через Кр[асный] Кр[ест] было устроено, что их увезет в Германию одна из нем[ецких]

сестер, возвращающихся на родину (48). Из Воен[ного] министерства, вдруг остановка. Запрещается

вывезти [149] детей старше 6-ти лет, потому что они могут быть шпионами! До сих пор разрешения на

выезд детей еще не получено.

10-ое (49) Февр[аля]. Четверг.

На заседании разговор зашел с профессором Вреденом (50) о здоровье наследника. Он его

пользовал с октября по март, сделав ап[п]арат для ноги. После этого больше не видал.

Как известно, первой [150] причиной заболевания насл[едника] было падение. Прыгая с берега в

лодку, он упал в нее на одну ногу, другая же осталась на берегу, вследствии чего получилось

растяжение мышцы, связывающей ногу с спинным хребтом (51). Боткин (52) потребовал полного

покоя и уложил его. На беду, приехала в это время, принцесса Ирена Прусская (53), сестра

императрицы. Узнав о приключившемся, она стала убеждать имп[ератрицу], что врачи ничего не

понимают, что они уже ей испортили сына, что от лежания будет у наследника сохнуть нога, что его

необходимо поднять и позволить двигаться. Импер[атрица], не слушая никого, приказала ему

вставать. Нога однако настолько была повреждена, что наследник ходил, ступая лишь, на цыпочки

больной ноги. Во время драки с Настасьей (54), он снова упал и на этот раз получился полный разрыв

поврежденной связки с огромным кровоизлиянием в брюшную полость. Тут уже оказалось опасность

для жизни (55) и все усилия были направлены для парирования опасности и ногу запустили, т[ак] ч[то]

когда Вреден его начал пользовать, нога была совершенно согнута в коленном суставе и мальчик

ходить не мог.

На мой вопрос, какое он вынес впечатление от окружающих, Вреден с жаром говорит: «Она

дура… настоящая дура… но дура с фанаберией (56) и большой выдержкой. Вот мой разговор с нею.

Когда я доставил ап[п]арат для ноги наследника и приехал его проверять, я застал у него императрицу.

Наследник отказывался надевать ап[п]арат. На мои убеждения, импер[атрица] говорит: “I would not thank you for such a heavy thing” [151] и швырнула его на диван[»]. Разговор продолжался на

английском языке и его смысл следующий. Вреден объяснял, что такой ап[п]арат именно требуется и

что обязанность старших убедить ребенка потерпеть для его же добра.

Она говорит: «I tell [152] you, that if it is God’s will that Алексей should walk he shall walk, if it is not his will, he never shall get will»