Женщины, искусство и общество - Уитни Чадвик

Именно в истории искусства XIX века нам следует искать истоки категорий «женщина-художник» и «женская школа». Тотальное переписывание истории искусства как непересекающихся отдельных линий для мужчин и женщин заложило основу для исследований ХХ века, в которых женщинами и их искусством, некогда обособленным, легко можно было пренебречь. Голос Рёскина в XIX веке преобладал, но именно Анна Джеймсон стала первой писательницей, заявившей о себе как искусствовед. Джеймсон тоже верила в то, что есть особое, отдельное женское искусство, равное мужскому, но отличающееся от него: «Всеми силами я хочу противостоять часто повторяемому, но самому лживому комплименту, который бездумно говорят женщинам, мол, у гениальности нет пола. Может быть равным дарование, но его качество и применение будет и должно отличаться».

В книге «Священное и легендарное искусство» (1848) Джеймсон показала, сколь весома роль женщины в христианской традиции и искусстве. Ее утверждение о том, что милосердие и чистота связаны с женским взглядом на мир, а также подчеркивание ею своеобразия, эмоций и нравственной цели как женских добродетелей быстро нашли отклик у викторианской публики. Вскоре появился целый ряд книг о женщинах, в которых авторы поддерживали всё, чего добились женщины, и выражали веру в историческую неизбежность равенства, попутно наметив и обрисовав биологически обусловленные сферы женской деятельности. Первыми из этого ряда были «Женщины в истории искусства» («Die Frauen in der Kunstgeschichte») Эрнста Гуля (1858) и «Женщины-художники всех времен и народов» Элизабет Эллет (1859). За ними последовали «Английские художницы» Эллен Клейтон (1876), «Женщина в искусстве» («La Femme dans l’Art») Мариуса Вашона (1893), энциклопедия Клары Клемент «Женщины в изобразительном искусстве с VII века до н. э. по XX век» (1904), «Женщины-художники мира» Уолтера Спэрроу (1905) и «Художницы Болоньи» Лауры Рагг (1907). Их аргументы заставляют нас относиться к искусствоведческим и критическим оценкам женских произведений искусства со здоровым скептицизмом и помогают понять, почему бóльшая часть современного феминистского искусства выбрала язык как область борьбы за содержание и смысл в искусстве.

Глава 1

Средние века

Современное разграничение изобразительного искусства и ремесел возникло в эпоху Возрождения, когда живопись, скульптура и архитектура были отнесены к разряду свободных искусств. Общее исключение женщин из элитарных сфер художественной культуры, таких как живопись и скульптура, и вовлечение значительного их числа в ремесленное производство закрепили иерархический порядок в изобразительном искусстве. Феминизм в искусстве не признает различия между «искусством» и «ремеслом», основанного на различиях в материалах, технической подготовке и образовании (см. главу 12). Он также отвергает дифирамбы тонко проявляемой в ремеслах и материалах «женственности» и в то же время указывает на опасность сакрализации ремесленной традиции простым переименованием ее в «искусство». Вернуться к доренессансным ценностям и феодальному разделению труда невозможно, однако мы можем попробовать поискать в Средневековье образцы искусства, не основанные на современных представлениях о художественной индивидуальности.

О повседневной жизни и обычаях женщин в Средние века мы знаем во многом благодаря изображениям, запечатлевшим их труд, как, например, на иллюстрации в рукописи XIII века, на которой женщина доит корову. Похожие сцены, вырезанные на капителях романских и готических церквей, вышитые на гобеленах и с ювелирной точностью нарисованные на полях книг, представляют собой повседневный аналог священного образа Девы Марии с Младенцем, который господствовал в средневековой визуальной культуре. Жизнь большинства мужчин и женщин в Средние века была сосредоточена вокруг работы, независимо от того, трудились ли они во славу Божью или ради пропитания. Нам известны имена некоторых влиятельных женщин, меценатов и дарителей подобных изображений, но мы почти ничего не знаем об их авторах, поскольку немногие из них подписывались собственными именами, а сохранение их биографий не играло в данном случае никакой роли.

Христианство как господствующая сила в западной средневековой жизни формировало связи и культуру, а также религиозные убеждения и образование. Присвоив себе то, что Фуко назвал «привилегиями знания», Церковь осуществляла религиозную и моральную власть, которая наделяла формой человеческое самовыражение: «Ощущавшаяся тогда потребность в непосредственной причастности к духовной жизни, в работе по спасению души, в истине Великой Книги — всё это свидетельствует о борьбе за новую субъективность». Иерархическая организация Церкви обостряла классовые различия в обществе; ее патриархальная догма включала в себя полный набор восходящих к Древней Греции и Ветхому Завету представлений о естественной неполноценности женщин. В то время как писатели и мыслители Средневековья подробно обсуждали вопросы, касавшиеся роли женщин и их надлежащего статуса в обществе, в центре христианской репрезентации было противопоставление Евы и Марии, соблазнительницы и святой.

Последние кропотливые исследования социальных историков пролили свет на неоднозначное положение женщины между IV и XIV веками. Ученые подтвердили значительные различия в правах мужчин и женщин на владение имуществом и наследование, в обязанностях платить феодальные подати и налоги, в гражданских и юридических правах, а также в праве представлять доказательства или выполнять функции судей или священников. Смешение суверенитета с личной собственностью (феодом) способствовало появлению ряда влиятельных женщин из высшего сословия, в то время как большинство женщин были ограничены домом и экономически зависели от отцов, мужей, братьев или правителей. Жесткость социального разделения и пропасть, существовавшая между высшими и низшими сословиями, означали, что женщины из высшего сословия имели больше общего с мужчинами своего круга, чем с крестьянками.

[13] Иллюстрация из рукописи Бодлианской библиотеки. Ms 764, f. 41v

Хотя социальные роли женщин ограничивались христианской этикой, делавшей упор на послушании и целомудрии, а также материнством и домашней ответственностью и феодальной правовой системой, основанной на контроле собственности, есть свидетельства того, что их жизнь, как и жизнь мужчин, определялась и социально-экономическими факторами вне церковного контроля, по крайней мере в период раннего Средневековья. Жизнь женщин, похоже, не была приватизирована, а их социальные функции не сводились к продолжению рода и не определялись исключительно полом. Симбиотические способы производства и воспроизводства, отсутствие четко очерченных границ между домашней жизнью, с одной стороны, и общественной и экономической деятельностью — с другой, а также суровые физические условия средневековой жизни побуждали женщин активнее включаться в управление семейным имуществом, а равно и в общую экономическую жизнь. Есть свидетельства того, что они участвовали во всех формах культурного производства — от каменной кладки и строительства до иллюминированных рукописей и вышивки.

Бóльшая часть произведений искусства того периода создавалась в монастырях. Доступ к образованию и монастырю, центру интеллектуальной и художественной жизни женщин с VI по XVI век, как правило, определялся благородным происхождением. Историки средневековой Церкви делят ее историю на два периода, разделенные реформами папы Григория VII (1073–1085) в конце XI века. Это разделение важно: григорианская реформа, совпавшая с развитием феодального общества, не только резко ограничила роль женщины в церковной жизни