Земляки - Павел Александрович Гельбак

— Приставить ко мне надежного комиссара — забота Реввоенсовета.

— Комиссар у тебя вполне надежный, латышский стрелок, но только знаний у него маловато, — заметил Благонравов, — и ему нелегко будет с тобой работать. Характер у тебя не ангельский.

— Не представляю себе ангела в роли командарма, — улыбнулся Тухачевский. Засмеялся и Благонравов.

— Пожалуй, ангелу еще труднее, чем тебе, было бы справиться с такими архаровцами, которых встретишь в Инзе… Постараемся в помощь тебе послать более опытного комиссара. Есть у нас на примете один товарищ… Очень подошел бы для Первой армии. О лучшем политическом комиссаре и мечтать не нужно. Сын потомственного военного. Хорошо знает армейскую жизнь, прошел большую революционную школу, умеет работать с людьми. И ты у него многому мог бы поучиться.

— Ты имеешь в виду Валериана Владимировича? — спросил у Благонравова Кобозев.

— Да, Куйбышева, председателя Самарского губкома партии большевиков. Он рвется в армию. Если появится такая возможность, то пошлем его в первую. Поучишься у него уму-разуму.

— Премного благодарен.

— Потом будешь благодарить. Пока находи общий язык с тем комиссаром, который есть в армии, сдружись с Варейкисом. Передашь ему это письмо, — Кобозев клейстером запечатал конверт и протянул его командарму.

— Один латыш, другой литовец, а вы говорите — общий язык, — пошутил Михаил Николаевич.

Члены Реввоенсовета шутку не приняли.

— Тухачевский, судя по фамилии, ты поляк? — поинтересовался Благонравов.

— Сын мелкопоместного дворянина, — привычно ответил Михаил Николаевич. — Родился под Смоленском. Семья живет под Пензой. Матери и сестрам местный комбед оставил немного земли, одного коня и двух коров, разрешил жить в родовом поместье «Вражское», конечно, бывшем их поместье. Полагаю, что вам больше хочется знать мое социальное происхождение, чем национальность. Теперь это считается важнее. Правильно я вас понял?

— Молодец, сам догадался, — одобрил Кобозев, — так что и твой разговор о литовцах и латышах вроде как и без надобности был.

— Считай, познакомились, — Благонравов протянул Тухачевскому короткопалую сильную ладонь. — Желаю удачи, командарм.

2

Нестор Чудошвили не торопился подать главкому только что принесенные начальником связи телеграммы. Он знал, что Муравьева они не обрадуют, а огорчать вспыльчивого главкома боялся. Приема у командующего фронтом ожидала миловидная женщина. Адъютанту хотелось расположить ее к себе, он обещал протекцию. Да и дело пустяковое. Ее мужа, царского офицера, арестовал военконтроль, а не чека. В военконтроле свои люди. Муравьеву ничего не стоит вызволить его из тюрьмы и взять в штаб, как военспеца, а женщина намекнула, что сумеет отблагодарить. Ну, а этот господин в полувоенном френче, с унылой физиономией, длинным крючковатым носом, оседланным очками, отказавшийся назвать свою фамилию, может и подождать. Правда, он важно заявил, что прибыл из Москвы, из ЦК партии левых эсеров. Эка невидаль. Нестор знает, что главком не шибко жалует гостей из Москвы. Что из ЦК большевиков, что из ЦК эсеров. Он сам себе Центральный Комитет. Но настроение такой унылый тип способен испортить. И тогда, пребывая в плохом расположении духа, главком может отказать симпатичной дамочке и нарушить планы Чудошвили.

В приемную вошел Тухачевский. Адъютант вскочил из-за стола:

— Товарищ, командарм, — доложил Чудошвили, — главком подписал ваш мандат и просил незамедлительно отбыть на место. Если у вас есть вопросы к главкому, я доложу…

— Благодарю, мы все уже оговорили.

За дверью командующего зазвонил колокольчик. Подхватив бумаги, адъютант скрылся за дверью.

— Что там у тебя?

— Полученные по военному проводу приказы из Мурома.

— Оставь, — лениво махнул рукой Муравьев. — Командарм один отбыл?

— Так точно. Только что получил мандат.

— Долго он задержался в Реввоенсовете?

— Около часу. Разговор у них получился громкий. Вышел недовольный.

— Кто там в приемной?

— Одна дамочка. Ее мужа ни за что ни про что забрали…

— Красивая?

— Подходящее создание. Лет двадцати пяти.

— Разберись сам. Только аккуратно. Кто еще?

— Длинноволосый в очках. Фамилию не желает называть.

— Гони в шею!

— Говорит, что прибыл с письмом из Центрального Комитета партии левых эсеров.

Муравьев тяжело вздохнул и неопределенно махнул рукой. Чудошвили понял его жест и, открыв дверь, громко произнес:

— Представителя Центрального Комитета главком просит зайти…

Пропустив унылого человека во френче, адъютант подошел к даме:

— Вам повезло, мадам, судьбой вашего мужа поручено заняться мне. Можете быть спокойны. Я разберусь. Если он не контра… Но, полагаю, мадам, что об этом нам удобнее будет поговорить в другом месте.

3

Человек во френче, механически проведя расческой по редким волосам, едва прикрывающим лысину, недовольно сказал:

— Долго вы заставляете ждать. У меня дело, не терпящее отлагательства.

Муравьев, не поднимая головы, продолжал читать телеграммы, только что принесенные адъютантом. Высший Военный Совет сообщал, что начальником штаба Восточного фронта, или, как его изволил называть Бонч-Бруевич, Внутреннего фронта против чехословаков, назначается Сологуб, бывший генерал бывшего генерального штаба русской армии. Вторая телеграмма, подписанная тем же Бонч-Бруевичем из Мурома, напоминала, что Восточный фронт находится в подчинении Высшего Военного Совета республики, а посему главкому Муравьеву надлежит немедленно доложить, какие меры им приняты для выполнения предыдущих приказов о формировании дивизий стратегического резерва, какие меры принимаются, чтобы выбить чехословаков из района главной базы Красной Армии на востоке, оттеснить их на север и, прикрыв базу, оградить ее от возможных нападений.

Обе телеграммы раздражали главкома. Он не считал себя подчиненным Высшему Военному Совету, находившемуся вдали от Москвы и от фронта, не любил руководителя этого совета — генерала, протиравшего штаны в царской ставке — Бонч-Бруевича. Правда, его брат, старый большевик, был помощником самого Ленина. Но все-таки не много ли командиров над командующим? У каждого свои планы, а у Муравьева свои. Лучше всего бросить эти телеграммы в корзину и напрочно о них забыть. Но о Сологубе не забудешь. Прибудет генерал и начнет давать советы, вмешиваться в распоряжения.

А что ответить Высшему Военному Совету? Мол, так и так, мне на месте виднее, как поступать; с белочехами еще надо разобраться. Да, они заняли несколько городов, угрожают нашей базе. Но выгодно ли с ними воевать? Они ненавидят немцев, и мы тоже. Вспомнил Киев. Триумф после разгрома Каледина. На прием прибыл Масарик — признанный вожак чехословаков, оказавшихся в плену. Милый человек. С ним можно иметь дело. Это сразу понял Муравьев. Он, не колеблясь, вступил с ним в переговоры, от имени «Высших властей России» выдал ему охранную грамоту. Охотно подтвердил, что эти самые власти «ничего не имеют против того, чтобы чехословацкие части перешли на содержание других правительств». Правда, не сам он до этого додумался. Так на Украине посоветовали ему поступить такие же посланцы Марии Спиридоновой. По их указанию он послал в Москву, мягко выражаясь, не соответствующую истине