Еврейский мир. Сборник 1944 года - Коллектив авторов -- История

ОРТ’а рассказывает, что в свою последнюю встречу с Л. М. еще в Париже в мае 1940 года Л. М. говорил ему: «Скоро придется умирать. Но хочется одного: дождаться крушения Гитлера, Да осталось еще написать воспоминания и кое-что сделать для ОРТ’а». К прискорбию, развитие болезни помешало Л. М. дождаться крушения гитлеризма, помешало ему также написать воспоминания: для этого у Л. М. никогда не было времени. Зато «кое-что» сделать для ОРТ’а ему удалось. Это поистине была если не первая, то последняя любовь. В благодарной памяти деятелей ОРТ’а заслуги Л. М. будут вечно жить.

Эти последние годы мы жили и работали врозь. Мне не привелось быть свидетелем последних месяцев работы Л. М., его тяжкой болезни, смерти. Я заканчиваю свой очерк эпическим рассказом о болезни и смерти Л. М., который я заимствую из статьи одного известного публициста, скрывшегося под псевдонимом С. Литвак, С. Л. Полякова-Литовцева, в еврейской газете в Монреале от 14 мая 1941 года.

...«В 72 года Л. М. поражал врачей своим здоровьем сердца и крепким организмом, который не могла осилить болезнь. Три года он находился под наблюдением врачей, советовавших ему побольше отдыхать, побольше досуга и развлечений. Л. М. не слушался этих советов, почти органически не понимал их: что значит отдых, — растрата времени, отказ от нужной поездки? Семья и друзья могут сколько угодно протестовать, — Л. М. пожимает плечами... И ничто не помогает. Пока не заявил протест организм.

«Это случилось 21 января. На заседании центральной экзекутивы Союза ОРТ. Агроном Дик делает доклад о сельскохозяйственных фермах ОРТ’а. Тема всех интересует. Неожиданно Л. М. посылает записочку А. 3. Сингаловскому: «Ведите заседание дальше. Я должен перевести дыханье, принять лекарство». Встает и идет в свой кабинет. Сингаловский удивлен: выражение «перевести дыхание» звучит совсем не по-брамсоновски. По окончании доклада Дика, он идет посмотреть, что с Л. М. Сингаловский потрясен: Л. М. прямо трудно узнать. Настолько, что он не верит собственным глазам. Однако, это не заблуждение. Это — начало кризиса; кризиса, который приводит Л. М. в могилу.

«40 дней шла борьба со смертью. И в том, как умер Л. М., сказалась вся его личность не менее выразительно, чем в его жизни... Ночь больной провел скверно, на утро впал в бессозна

тельное состояние, прерываемое лишь на краткие мгновения. Знаменитый уролог Селези поставил самый угрожающий диагноз и распорядился перевезти больного в госпиталь. Л. М. пришел в сознание только в госпитале, после нескольких часов медицинского ухода, уколов и пр. Анализ крови дал печальный результат. Больного вырывало. У него были большие страдания. Жена и дочь ни на минуту не покидали его. Положение его все более ухудшалось. Созванный консилиум врачей-специалистов признал положение безнадежным. Вызвали еще из Монпелье известного уролога проф. Жанбро, который приехал, что-то посоветовал, прописал, но все это, видимо, для очистки совести: «одна надежда на чудо», — сказал он друзьям больного.

«Л. М. постепенно угасал, — для окружающих: для себя же, не взирая на страдания, на рвоту, на высокую температуру, — он не верил в конец и смерти «не принимал»! Воля его тянулась к жизни. Более того, Л. М. ни на минуту не переставал работать, не отрываясь от обычных «ортовских» интересов. Ежедневно он вызывал к себе товарищей по работе, беседовал с ними о делах ОРТ’а, жаловался на то, что его удерживают в больнице в то время, как ему нужно быть в бюро. Когда один из старых друзей его Я. Г. Фрумкин сказал ему, что доктора довольны им, что состояние его лучше, — (святая ложь!), Л. М. возразил: «Что значит лучше? Они хотят ведь, чтобы я еще целую неделю провел в госпитале!»

...«И вдруг чудо! Чудо, о котором упомянул проф. Жанбро, случилось. Л. М. действительно стало лучше. Упала температура. Анализ крови стал благоприятнее. Больного стали кормить. Улучшение бросалось в глаза. Врачи решили произвести операцию, которая раньше была невозможна (удаление почечных камней). Операция удалась, и больше не было сомнений, что больной выздоровеет. Доктор Силези уже назначил день, когда Л. М. сможет покинуть клинику и даже был готов сообщить больному, что на 90% он был уже по ту сторону... Л. М. не верил: «Представьте себе, доктор говорит, что я уже был готов умереть». Настроение было приподнятое, и Сингаловский позволил себе сострить: «Вы — да умереть?! Это было бы уж чересчур частное дело».

«К прискорбию, радость была недолгой. В последние дни февраля Л. М. стало вновь скверно. Особенно пугало то, что больной ослабел, силы его оскудели, сопротивление ослабело. А. 3. Сингаловский рассказывает: За два дня до смерти Л. М. позвал меня к себе по важному делу. Он поставил мне вопрос, особенно его мучивший. Он удержал мою руку в своей, но я не успел еще проронить несколько слов, как он уже спал, не выпуская моей руки.

«Ночь 1-го марта, с субботы на воскресенье, была очень тяжела. Во время агонии он что-то говорил непонятное о каком то деле в Центральном Правлении. В 8 часов утра Л. М. не стало.

«В понедельник состоялась траурная церемония на Марсельском кладбище. Произнесли речи гранд-рабэн Марселя д-р Зальцер, затем А. 3. Сингаловский, профессор Сорбоны В. Уалид, тогда председатель Центрального Правления Союза ОРТ и Я. Г. Фрумкин».

Известие о смерти Л. М. потрясло своей неожиданностью особенно тех, кто не знал о его тяжелой болезни. Мы получили сотни телеграмм, писем с выражением искреннего горя от его сотрудников, лидеров ОРТа и представителей многочисленных еврейских организаций. Еврейская пресса во всем мире отразила глубокую скорбь мировых еврейских кругов, знакомых с необычной деятельностью покойного, посвятившего свои силы и жизнь еврейским массам.

В тяжелых условиях ОРТ следует заветам покойного, продолжает свою деятельность в Венгрии, Франции, Румынии. В Швейцарии, где десятки тысяч еврейских беженцев нашли приют — д-р Сингаловский продолжает нести Ортовское знамя. — Покойный говорил о поездке в южную Америку — как бы он радовался, видя сеть Ортовских учреждений в Аргентине, Бразилии, Боливии, Чили, Уругвае — и тут в Соединенных Штатах его бывшие коллеги по Европе сообща с американскими лидерами ОРТ’а несут знамя ОРТ’а, выпавшее из рук Леонтия Моисеевича.

Еще при жизни Л. М. мы хотели назвать одно из ортовских учреждений его именем, в частности речь шла о Ковенской школе ОРТ’а. Война помешала осуществлению этих планов. Война помешала также созданию какого-нибудь крупного учреждения ОРТ’а в Европе, достойного имени покойного. Я не сомневаюсь, что после войны мы это осуществим.