Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант

В двадцать лет месье де Турнехем уговорил ее выйти замуж за своего племянника, Шарля Гийома Ленормана д'Этьоля, сына казначея монетного двора. Муж влюбился в свою жену и с гордостью демонстрировал ее в салонах. У госпожи де Тенсин она познакомилась с Монтескье, Фонтенелем, Дюкло, Мариво и добавила к своим прочим прелестям искусство беседы. Вскоре она сама стала развлекать Фонтенеля, Монтескье и Вольтера. Она была счастлива, родила двоих детей и поклялась, что «никто в мире, кроме самого короля, не заставит ее изменить мужу».113 Какая прозорливость!

Ее мать решила, что исключение можно сделать. Она позаботилась о том, чтобы Жанна прокатилась в красивом фаэтоне в лес Сенара, где охотился Луи. Он неоднократно видел ее незабываемое лицо. Королевских камердинеров подкупили, чтобы они восхваляли ее красоту перед королем. 28 февраля 1745 года она присутствовала на балу-маскараде, устроенном в Котле де Виль по случаю бракосочетания дофина. Она заговорила с королем; он попросил ее на мгновение снять маску, она сняла и ушла танцевать. В апреле он увидел ее на комедии, которую играла итальянская труппа в Версале. Через несколько дней он прислал ей приглашение на ужин. «Развлеките его, — посоветовала ей мать. Жанна развеселила Луи капитуляцией. Он предложил ей квартиру в Версале, она согласилась. Месье де Турнехем призвал мужа отнестись к этому вопросу философски: «Не навлекайте на себя насмешек, рассердившись, как буржуа, или устроив сцену».114 Король назначил месье д'Этьоля генеральным фермером, а его самого отправил в отставку на должность сборщика налогов. Мать радовалась возвышению дочери и умерла. В сентябре Жанна получила большое имущество, стала маркизой де Помпадур и была представлена в этом качестве двору и королеве, которых она умилила скромным смущением. Королева простила ее как необходимое зло и пригласила на ужин. Дофин, однако, назвал ее «мадам Шлюха». Придворные возмущались вторжением буржуазии в постель и кошелек короля и не преминули заметить, как она время от времени переходит на слова и манеры среднего класса. В Париже с удовольствием сочиняли эпиграммы и ламентации на «королевскую гризетку». Она молча терпела свою непопулярность, пока не смогла закрепить свою победу.

Увидев в Людовике бога скуки, для которого, имея все, все теряло свой вкус, она сделала себя гением развлечений. Она развлекала его танцами, комедиями, концертами, операми, зваными обедами, экскурсиями, охотой, а в промежутках радовала его своей живостью, умной беседой и остроумием. Она основала в Версале «Театр маленьких квартир» и уговорила придворных, как во времена Людовика XIV, играть роли на сцене; сама она играла в комедиях Мольера, причем так хорошо, что король назвал ее «самой очаровательной женщиной Франции».115 Вскоре за роли боролись и вельможи; сам угрюмый дофин согласился на роль напротив «Мадам Шлюхи» и снисходил до любезности с ней в этом мире притворства. Когда король впадал в религиозные настроения, она успокаивала его религиозной музыкой, которую исполняла так завораживающе, что он забывал о своем страхе перед адом. Он стал зависеть от нее в плане интереса к жизни; он ел с ней, играл, танцевал, ездил на машине, охотился, проводил с ней почти каждую ночь. Через несколько лет она физически истощилась.

Придворные жаловались, что она отвлекает короля от его обязанностей правителя и что она тяжким бременем ложится на доходы. Она украшала свою фигуру самыми дорогими нарядами и драгоценными камнями. Ее будуар сверкал туалетными принадлежностями из хрусталя, серебра и золота. Ее комнаты были украшены мебелью из лакированного или атласного дерева, изящной керамикой из Дрездена, Севра, Китая и Японии; они были освещены величественными люстрами из серебра и стекла, которые отражались в огромных зеркалах на стенах; потолки были расписаны Буше и Ванлоо сладострастными богинями любви. Чувствуя себя заключенной даже среди этой роскоши, она вытягивала из короля или казны огромные суммы на строительство или меблировку дворцов, пышное оснащение которых и обширные сады она оправдывала тем, что они необходимы для развлечения величества. У нее было поместье и дом Креси в Дрё; она возвела роскошный замок Бельвю на берегу Сены между Севром и Мёдоном; она устроила милые «отшельничества» в лесах Версаля, Фонтенбло и Компьеня. Своей парижской резиденцией она выбрала отель Поншартрэн, а затем переехала во дворец графа д'Эврё на улице Фобур-Сент-Оноре. В общей сложности очаровательная дама, похоже, потратила 36 327 268 ливров,116 часть из которых ушла на предметы искусства, оставшиеся во владении Франции. Ее домашние расходы составляли 33 000 ливров в год.117 Франция осуждала ее за то, что она стоила больше, чем война.

Она собирала не только богатство, но и власть. Она стала главным каналом, по которому от короля шли назначения, пенсии, помилования и прочие благодеяния. Она обеспечивала подарки, титулы, синекуры для своих родственников. Для своей маленькой дочери Александрины, которую она называла Фанфан, она не считала ничего слишком хорошим; она мечтала выдать ее замуж за сына Людовика XV от мадам де Винтимиль; но Фанфан умерла в девять лет, разбив сердце Помпадур. Ее брат Абель, красивый и воспитанный, заслужил расположение короля, который называл его petit-frère, шурин, и часто приглашал на ужин. Помпадур сделал его маркизом де Мариньи и назначил генеральным директором батиментов — комиссаром по строительству. Он выполнял свои обязанности с таким мастерством и компетентностью, что почти все были довольны. Помпадур предложила ему стать герцогом, но он отказался.

Отчасти благодаря ему, но в гораздо большей степени благодаря себе самой она оказала огромное влияние на французское и даже европейское искусство. Ей не удалось самой стать художником, но она искренне любила искусство, и все, к чему она прикасалась, обретало красоту. Малые искусства завораживающе улыбались при ее поддержке. Она убедила Людовика XV, что Франция может сама производить фарфор, вместо того чтобы импортировать его из Китая и Дрездена на сумму 500 000 ливров в год. Она упорствовала до тех пор, пока правительство не взяло на себя обязательство финансировать фарфоровые заводы в Севре. Мебель, столовые сервизы, часы, веера, кушетки, вазы, флаконы, шкатулки, камеи, зеркала приобрели хрупкую прелесть, чтобы соответствовать ее утонченному и взыскательному вкусу; она стала королевой рококо.118 Большая часть ее экстравагантных расходов уходила на поддержку художников, скульпторов, граверов, краснодеревщиков и архитекторов. Она давала заказы Буше, Удри, Ла Туру и сотне других художников. Она вдохновила Ванлоо и Шардена на написание сцен из обычной