Крымская война: история - Орландо Файджес

Понимая безнадежность ситуации русские теперь были готовы эвакуировать Севастополь, как и предупреждал ранее Горчаков, они будут вынуждены, если проиграют сражение на Черной речке в своем письме военному министру перед сражением. Эвакуация полагалась в первую очередь на плавучий мост через бухту на Северную сторону, где бы у русских была господствующая позиция против союзных войск если они займут южную часть города. Идея моста была впервые предложена генералом Бухмейером, великолепным инженером, в первую неделю июля. Она была отвергнута большинством инженеров на том, основании, что его невозможно построить, особенно там где Бухмейер предложил его построить, между Николаевским фортом и Михайловской батареей, где бухта была шириной 960 метров (что сделало бы мост одним из самых длинных понтонных мостов когда либо построенных), а сильные ветры часто создавали заметное волнение. Но спешность ситуации убедила Горчакова поддержать опасный план, и при помощи сотен солдат бревна для моста были доставлены из Херсона, за 300 километров, большие команды матросов соединяли их в понтоны, Бухмейер организовал сборку моста, который был окончен 27 августа{513}.

А союзники готовились в это время к еще одному штурму Малахова и Редана. К концу августа они пришли к выводу, что русские не смогут продержаться сколько-то долго. Поток дезертиров из Севастополя превратился в реку после поражения на Черной речке — и все они рассказывали одинаковые истории об ужасном состоянии в городе. Когда союзные командующие увидели, что новый штурм скорее всего принесет успех, они были настроены начать его как можно скорее. Приближался сентябрь, погода скоро испортится и никто из них не боялся ничего более, нежели провести еще одну зиму в Крыму.

Пелисье взял инициативу в свои руки. Его позиция заметно усилилась после победы над русскими на Черной речке. Наполеон имел свои сомнения насчет политики Пелисье продолжать осаду — он предпочел бы полевую войну — но после этой победы он отложил в сторону свои сомнения и выразил ему полную поддержку в движении к победе, которой он так сильно желал.

Туда, куда вел французский командующий, британцы были вынуждены следовать в кильватере: у них не хватало войск и военных успехов, чтобы вести свою военную стратегию. После катастрофы 18 июня Пэнмюр был решительно настроен против повторения неудачной британской атаки на Редан, и казалось, что на некоторое время новый штурм с участием британцев не стоял на повестке. Но после победы на Черной речке все стало выглядеть иначе, и новая логика вытекающая из череды событий снова затягивала британцев в новый штурм.

К этому времени французы сделали подкоп до засеки Малахова кургана, всего в 20 метрах от рва крепости, и несли серьезные потери от пушечного огня русских. Подкоп был так близко к Малахову кургану, что когда они разговаривали, русские могли их слышать. Британцы тоже вели подкоп под Редан, насколько это было возможно в каменистой почве, они были в 200 метра от укрепления и тоже теряли много людей. С крыши морской библиотеки русские могли видеть черты лиц британских солдат в открытых траншеях. Их снайперы в Редане легко расстреливали их, как только они поднимали свои голову. Каждый день союзные армии теряли от 250 до 300 человек. Ситуация была нестерпима. Не было причин тянуть со штурмом: если он не удастся сейчас, он тогда никогда не удастся, в этом случае придется оставить всю идею продолжения осады перед лицом наступающей зимы. С такой логикой британское правительство теперь разрешило генералу Джеймсу Симпсону, сменившему Реглана, присоединиться к Пелисье в планировании последней попытки взять Севастополь пехотным штурмом{514}.

Датой для операции было назначено 8 сентября. В этот раз, в отличие от неуспешной попытки 18 июня, штурму предшествовал массивный артобстрел русских позиций, начавшийся 5 сентября, хотя даже до этого, с последних дней августа, интенсивность огня союзной артиллерии постоянно росла. Делая по 50 000 выстрелов каждый день и с более близких дистанций чем ранее, французские и британские пушки наносили огромный ущерб. Едва ли сохранилось уцелевшее здание в центре города, который выглядел как после землетрясения. Потери были чудовищны — примерно тысяча русских погибала или получала ранения ежедневно с последней недели августа и почти 8000 за последние три дня бомбардировки — но последние отважные защитники Севастополя даже и не думали оставить город.

«Наоборот», вспоминал Ершов, «несмотря на то, что мы защищали наполовину разрушенный Севастополь, фактически призрак города, без какого-либо более значения кроме имени, мы были готовы сражаться за него до последнего человека на улицах: мы перенесли наши склады на Северную сторону, возвели баррикады и были готовы превратить каждое здание в вооруженную цитадель»{515}.

Русские ожидали штурма — бомбардировка не оставила никаких сомнений насчет намерений союзников, но они думали, что она начнется 7 сентября, в годовщину Бородинского сражения, их знаменитой победы над французами в 1812 году, когда одна треть наполеоновской армии была уничтожена. Но когда штурм не начался, русские ослабили контроль. Еще больше их смутило утро восьмого сентября, когда яростный обстрел с начался снова в 5 утра — французские и британские пушки делали больше 400 выстрелов в минуту — пока обстрел внезапно не прекратился в десять часов. И снова не было штурма. Русские ожидали, что союзники ударят либо на рассвете либо вечером. Эта идея получила подкрепление, когда в 11 утра русские наблюдатели на Инкерманских высотах доложили, что вероятно они наблюдают приготовления союзного флота. Наблюдатели не ошиблись: союзный план включал в себя участие флота, который должен был атаковать береговые укрепления города, но в то утро хорошая жаркая погода испортилась и сильный северо-западный ветер и сильное волнение вынудили отменить эту операцию в самый последний момент; поэтому корабли собравшиеся у входа в бухту не выглядели так, будто они неминуемо будут атаковать. И именно этого добивались союзники. По мудрому настоянию Боске штурм начался в полдень — в тот момент, когда русские меняли часовых и меньше всего его ожидали{516}.

Союзный план был прост: повторить действия которые они предприняли 18 июня, только большими силами и без ошибок. В этот раз вместо трех дивизий, которые участвовали 18 июня, французы использовали десять с половиной (пять с половиной против Малахова кургана и пять против других укреплений на городском фронте, огромная масса в 35 000 человек при поддержке 2000 храбрых сардинцев. Французские командующие, которые должны были дать сигнал к штурму, синхронизировали свои часы, чтобы избежать ошибки генерала Мейрана, который принял ракету