«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

наибольших глубин. По Цицикарскому же договорному акту от 7 декабря 1911 г. государственной границей между Россией и Китаем на р. Аргунь была признана линия посередине ее главного фарватера, и поскольку она проходит ближе к российскому берегу, то часть крупных островов на этой реке оказались за русской границей. Тем не менее, особым реестром к договору как исключение они были отнесены к России, что, однако, не означало, что китайцы были лишены права их хозяйственного освоения наряду с русскими[364]. Позднее, в 30-е гг., это привело здесь к пограничным инцидентам.

Сложившаяся ситуация приводила к тому, что на ряде этих участков границы периодически возникали конфликты.

23 июня 1935 г. японские геодезисты во время съемки местности в спорном районе р. Хайластын (на границе между МНР и Маньчжоу-Го) – притока р. Халхин-Гол – были взяты в плен. Но так как каждая сторона настаивала на том, что оспариваемая территория принадлежит ей, вопрос о границе урегулирован не был и позднее, в 1939 г., явился причиной ожесточенного вооруженного конфликта в районе р. Халхин-Гол (Халха). В спор вокруг вопроса о границе в ходе монголо-маньчжурских переговоров были вовлечены как японская, так и советская сторона. Первая из них поддержала требование делегации Маньчжоу-Го о том, чтобы МНР признала ответственность за произошедший инцидент в районе р. Хайластын, согласилась на постоянное размещение на ее территории вблизи спорного участка границы постоянного представителя Маньчжоу-Го и заявила, что в случае отказа монгольской стороны от принятия этих требований они будут рассматриваться как последнее предупреждение, после которого войска МНР будут силой оттеснены за линию Тамцак-Булак – Джи-Джи-Сумэ, соединяющую центр и середину южного края района МНР, вдающегося в территорию Маньчжоу-Го[365].

В свою очередь 6 июля 1935 г. правительство Советского Союза в связи с позицией Японии в этом инциденте сделало ее послу в СССР Хирота Коки заявление, в котором утверждало, что не столько власти Маньчжоу-Го, сколько Квантунская армия, предъявив необоснованное и «последнее предупреждение» МНР, провоцирует ее на вооруженный конфликт и что Квантунская армия пытается воспользоваться этим предупреждением как предлогом для оккупации района между Тамцак-Булак и Джи-Джи-Сумэ. В заключение правительство СССР доводило до сведения правительства Японии, что, исходя из интересов безопасности своей собственной границы, оно заинтересовано, чтобы Токио принял необходимые меры в отношении Квантунской армии с целью обеспечения мирного порядка на монголо-маньчжурской границе. В результате демарша правительства СССР монгольская сторона, получив дипломатическую поддержку Советского Союза, отвергла притязания делегации Маньчжоу-Го, поддержанные Токио, и в конечном счете 26 августа того же года переговоры были прерваны.

Срыв монголо-маньчжурских переговоров способствовал сохранению напряженности на границе между МНР и Маньчжоу-Го. В результате усиления напряженности на границах марионеточного государства Маньчжоу-Го с СССР и МНР количество пограничных инцидентов в 1935 г. достигло[366]. При этом число инцидентов не уменьшалось от года к году в последующем.

6 сентября 1933 г. на пароходе «Empress of Russia» («Императрица России») Рихард Зорге прибыл в Иокогаму. Ему предстояло предпринять целый ряд шагов, чтобы легализоваться в стране: зарегистрироваться в консульстве и официально представиться в германском посольстве; установить связи с официальными японскими органами (отделом прессы Министерства иностранных дел); разместить в газетах статьи, выдержанные в духе лояльности и благожелательности; обрести дружеские связи с сотрудниками германского посольства; использовать их для приобретения и расширения связей в других общественных кругах, местных и иностранных; использовать связи в посольских кругах для вступления в местную немецкую фашистскую организацию.

Разместившись в отеле «Санно», Зорге явился в посольство на регистрацию. Там он узнал, что ожидается назначение нового посла. Шестидесятипятилетний доктор юриспруденции Эрнст-Артур Фореч собирался к концу года уйти на пенсию и в последние недели занимался, в основном, тем, что следил за тем, как упаковывалась и отправлялась в его родовой замок Кольмберг, расположенный в долине Мозеля, коллекция древней японской бронзы и картин. Обострившимися проблемами внутренней и внешней политики Японии он интересовался лишь мимоходом[367] но при этом нашел возможным принять Зорге, узнав о наличии у него рекомендательного письма от Хаусхофера. На дипломатов посольства произвела немалое впечатление и рекомендация, полученная Зорге в японском посольстве в Вашингтоне, адресованная Эйдзи Амау, который занимал должность руководителя отдела информации МИД Японии и проводил еженедельные пресс-конференции.

Рекомендательные письма, манера Зорге держаться способствовали формированию у окружающих образа человека со связями.

Как уже отмечалось, в своих первых сообщениях, направленных летом 1933 г., Зорге явно переоце нил результаты поездки по Европе, преувеличил успех в деле получения корреспондентских связей. Тем не менее перечень представительств от прессы, приведенный в донесении пресс-атташе германского посольства, направленном в МИД Германии и попавший в Министерство иностранных дел Японии, не мог не впечатлить адресатов. 12 сентября 1933 г. пресс-атташе германского посольства в Токио направил в МИД Германии следующее уведомление: «6 сентября из Америки в Японию прибыл доктор Зорге. Он собирается остаться в Японии на длительный срок в качестве корреспондента многих газет. В соответствии с предъявленными здесь документами он является: сотрудником „Мюнхенер иллюстрирте прессе“, корреспондентом „Тэглише Рундшау“, корреспондентом „Берлинер бёрзен-курир“, сотрудником „Алгемеен хандельсблад“ в Амстердаме, членом редколлегии „Хот фатерлянд“ (Гаага)»[368]. Причем копия этого документа была обнаружена в японских архивах

Это короткое сообщение характеризует четкость работы чиновников германского посольства и контроль японской контрразведки за перепиской иностранных посольств, а также подтверждает, что Зорге не имел официального документа об аккредитации ни от газеты «Франкфуртер цайтунг», ни от журнала «Цайтшрифт фюр геополитик».

«На немецкой стороне я эту слабую сторону („сомнительные представительства от прессы“. – М.А.) выпрямил своей быстрой дружбой с секретарем. Кроме того, сразу появилось там несколько моих статей», – напишет Зорге в отчете. Говоря о своих связях в германском посольстве в Токио, Зорге подчеркивал: «Очень близкая дружба с секретарем посольства Гааз, с торговым атташе (возможно, Кноллем. – М.А.) и секретарем посольства Мельхером».

Каждый из этих и многих других друзей Зорге, которые появятся в последующем, был со своей системой ценностей, своими взглядами, симпатиями и антипатиями, привычками и привязанностями. Не говоря уже о том, что каждый из них имел свой темперамент и принадлежал к различным типам личности. Поэтому и подход к каждому должен был быть индивидуален. Основой для сближения и завязывания «дружбы» могли стать демонстрируемая «Рамзаем» общность политических взглядов, общее прошлое (участие в Первой мировой войне), совпадение каких-либо склонностей или привычек, – хотя бы любовь к посещению ресторанов и времяпре провождению в обществе гейш либо некие услуги со стороны Зорге – служебного (готовность делиться информацией) или бытового характера. Ясно одно: Зорге был прекрасным психологом, харизматичной личностью, в орбиту которой стремились попасть многие, и он был искренен в отношениях – не