Книга 1. «Мы наш, мы новый мир построим…», 1917–1938 - Андрей Константинович Сорокин

«Линия партии победила». Идеологическое наступление и ресурсы мобилизации

Сталин на протяжении практически всей своей политической биографии особое внимание уделял идеологической сфере, трансформация которой была неотъемлемой частью сталинской культурной революции. Как и все большевистское руководство, Сталин-политик сформировался на идее о невозможности самостоятельной выработки угнетенными классами, прежде всего пролетариатом, собственной идеологии. Из этой констатации проистекала мысль о необходимости привнесения в сознание класса передовой теории, выработанной партийными идеологами. Агитация и пропаганда являлись несущими конструкциями советской мобилизационной модели социально-экономического развития.

Советская пропаганда нацеливала советский социум на построение социалистического отечества. «Теперь, — говорил Сталин, — когда мы свергли капитализм, а власть у нас рабочая, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость». Отстаивать независимость социалистического отечества означало «в кратчайший срок ликвидировать его отсталость и развить настоящие большевистские темпы в деле строительства его социалистического хозяйства»[1173].

Возвращение в советское общественное сознание понятия «отечество» являлось прямой заслугой Сталина, отказавшегося от гипертрофированного интернационализма в установках большевистской партии первых лет советской власти. И произошло это значительно раньше, чем обычно принято считать.

Исполнение принятых решений о форсированных темпах индустриализации и коллективизации оказалось связанным с необходимостью мобилизации и аппарата управления, и общества в целом на решение поставленных задач. Ведь бесклассовое социалистическое общество не может, по мнению Сталина, возникнуть стихийно, «в порядке, так сказать, самотека»[1174]. Недостаточно провозгласить правильную линию, ведь «победа никогда не приходит сама, — ее обычно притаскивают». «После того, как дана правильная линия… успех дела зависит от организационной работы, от организации борьбы за проведение в жизнь линии партии, от правильного подбора людей, от проверки исполнения решений руководящих органов»[1175]. В письме Кагановичу от 19 сентября 1931 г. Сталин ясно дал понять, какими именно способами следует добиваться исполнительской дисциплины. Он поставил задачу разгромить «шайку самовлюбленных и самодовольных бюрократов» в управлении железнодорожным транспортом, «по-меньшевистски издевающихся над постановлениями ЦК и сеющих кругом разлагающий скептицизм»[1176]. Не приходится сомневаться, что на практике дело не ограничилось бюрократами на железнодорожном транспорте.

С 1928 г. в жизнь страны войдут так называемые кампании самокритики. Первую из них открыло обращение ЦК партии, опубликованное в июне 1928 г. в газете «Правда». Самокритика была определена как ответ на зло, которое представляют собой бюрократизм, обостряющееся сопротивление кулаков, саботаж старых специалистов и т. д. В июне «Правда» опубликовала статью Сталина «Против опошления лозунга самокритики», в ней говорилось: «Нам нужна не всякая самокритика. Нам нужна такая самокритика, которая подымает культурность рабочего класса, развивает его боевой дух, укрепляет его веру в победу, умножает его силы». Сталин призывал бороться всеми силами, всеми средствами с той самокритикой, которая ведет «к разрушению партии, к развенчанию Советской власти, к ослаблению нашего строительства, к разложению хозяйственных кадров, к разоружению рабочего класса, к болтовне о перерождении». Высказался Сталин и против «критики для критики», превращающей «критику в спорт, бьющей на сенсацию», против травли хозяйственников, дискредитации их в глазах рабочего класса. Но при этом Сталин четко обозначил свою позицию, основанную на стимулировании низовой инициативы по выявлению и донесению негативной информации до проверяющих инстанций. «Мы не должны, — сказал Сталин, — пренебрегать даже такой критикой, которая является правильной лишь на 5–10 процентов»[1177]. Созданное в 1928 г. Центральное бюро жалоб с его многочисленной сетью по всей стране стало инструментом сбора властями «сигналов» с мест, доносов, содержавших разнообразную негативную информацию. Весь этот информационный поток подвергался анализу, по итогам которого принимались решения административного и репрессивного характера[1178].

Мобилизация общества в целом осуществлялась, однако, не только репрессивными методами. Чтобы обеспечить проведение в жизнь политических лозунгов, следовало, по мнению партийного руководства, вовлечь массы в эту борьбу, мобилизовать партийные ряды на решение задач, очистить партию от ненадежных, неустойчивых, «переродившихся» элементов. Таким образом, на первый план вышли идеологические кампании как инструмент социальной мобилизации. В прямой связи с задачами первой пятилетки в марте 1929 г. после публикации в газете «Правда» началась массовая кампания по организации социалистического соревнования[1179], в апреле был подписан первый коллективный договор.

В центр общественного внимания пропаганда поместила стройки Магнитки, Днепрогэса, Уралмаша и т. д., имена передовиков социалистической индустрии и коллективизированного сельского хозяйства, таких как А.Г. Стаханов, Н.А. Изотов, П.Н. Ангелина и другие ударники коммунистического труда. Именно такого рода герои, которых найдут и представят обществу во всех сферах его жизни, стали олицетворять новое социалистическое отечество, побуждать своим примером к действию всех остальных во имя его блага.

* * *

К этому времени уже вполне завершилось сращивание в общественном сознании сфер идеологии и культуры. Это ясно видно, например, из текста письма к Сталину членов творческого объединения «Пролетарский Театр», которые отнесли к «области различных идеологических производств», в частности, «область художественной литературы и театра»[1180]. Одной из стратегических целей модернизации советским руководством была объявлена культурная революция как необходимое условие строительства социалистического общества. Не откроем никакой тайны, сказав, что отношение к культуре в среде большевиков было сугубо утилитарным. Традиционная культура в 1920-е гг. стала объектом подавления, во всех сегментах духовной жизни шли поиски особой пролетарской культуры, так как культура, по мысли большевиков, — инструмент строительства нового мира. Ленин зафиксировал этот подход, определив его как принцип «партийности» культуры, который при Сталине станет всеобщим. Однако понимание Сталиным этого принципа не было столь примитивным, как это чаще всего принято себе представлять, а его реализация на практике не сводилась исключительно к гонениям и запретам. В своем известном письме от 1 февраля 1929 г., адресованном драматургу В.Н. Билль-Белоцерковскому, Сталин сказал: «Легко «критиковать» и требовать запрета в отношении непролетарской литературы. Но самое легкое не есть самое хорошее. Дело не в запрете, а в том, чтобы шаг за шагом выживать со сцены старую и новую непролетарскую макулатуру в порядке соревнования, путем создания могущих ее заменить настоящих, интересных, художественных пьес пролетарского характера. А соревнование — дело большое и серьезное, ибо только в обстановке соревнования можно будет добиться формирования и кристаллизации нашей пролетарской художественной литературы»[1181].

Сталин существенно скорректировал еще один известный ленинский «постулат», уподоблявший буржуазных «интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации» отходам жизнедеятельности общества: «На деле это не мозг, а г…» Таким ««талантам» не грех, — считал Ленин, — посидеть недели в тюрьме, если это надо сделать для предупреждения заговоров». ««Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислужничать капиталу), мы платим жалованье выше среднего», — писал