История Испании - Хулио Вальдеон

В последней четверти XX в. достигнутая политическая стабильность способствовала развитию существенных социальных изменений. Начнем с очевидного. С 1975 г. уровень рождаемости значительно понизился и современные темпы воспроизводства уже не гарантируют естественного прироста населения. Численность населения увеличивается за счет иммиграции, в основном молодых людей, приезжающих в страну в поисках работы, и детей иммигрантов, родившихся в стране, — такая ситуация для Испании является абсолютной новой. Наряду с иммиграцией демографические изменения, несомненно, объясняются массовым включением в рынок труда женщин, активно и успешно участвующих в конкуренции за рабочие места. Что, в свою очередь, сказывается на структуре семьи: число членов семьи сократилось наполовину, в то время как увеличилось количество семей, состоящих из одного человека, и семей с одним родителем.

С приходом демократии перераспределение населения, начало которому положили миграции 1960-х гг., приобрело завершенный вид. Кризис, реконверсия промышленности, развитие «общества благосостояния» в 1980-е гг. привели к оседанию жителей в привычной для них среде, что сдерживало рост больших городов. Региональные демографические диспропорции существенно не изменились; более того, в областях, которые раньше отличались отрицательным миграционным сальдо, начался медленный прирост населения. В результате сокращения миграционных потоков в наиболее выгодном положении оказались города средних размеров. Немалую роль в этом сыграло и уменьшение аграрного населения, по-прежнему постоянное, но по сравнению с 1960-ми гг. менее выраженное. В 2002 г. в аграрном секторе трудилось 6,4 % трудоспособного населения. Можно сказать, что произошел и профессиональный сдвиг: существенно выросло число работников сферы услуг, в 2002 г. оно достигло 62 % активного населения; при этом в строительстве работало 11,8 %, а число занятых в промышленном производстве сократилось и составляло 19,2 %.

Такие масштабные изменения социальных структур сопровождались столь же значительными переменами нравственности и обычаев. Легализация абортов, употребление контрацептивов, самостоятельность и юридическое равноправие женщин, их включение в рынок труда привели к ослаблению вековых ограничений в отношениях полов, к узаконению гражданского брака независимо от пола сторон. Светские, а не религиозные ценности очень скоро стали определять общественную и частную мораль. Религиозная жизнь, которая в Испании прежде находилась под контролем Католической церкви, превратилась в дело совести каждого. Церковь перестала доминировать в публичном пространстве, хотя епископат, приложив серьезные усилия, сохранил право на управление значительным количеством школ и добился, чтобы Закон о реформе образования 2002 г. включил в школьную программу дисциплину «Религия». Наконец, изменения в структуре занятости и рынка труда привели к формированию качественно новых трудовых отношений. Индустриальная экономика уступила место экономике услуг, в которой занятость отличается нестабильностью, а рабочее место не гарантировано в отличие от корпоративного капитализма в период Франко.

Все эти процессы развивались на фоне постоянных поисков и создания коллективных идентичностей. В культуре — это знаменитая «мовида»[479], которая превратилась в неотъемлемую часть ночной городской жизни, и многочисленные международные художественные проекты 1990-х гг. С одной стороны, открытость внешнему миру, окончательно закрепленная участием в институтах ЕС, пробуждала тягу к современной культуре, стремление показать всем остальным, что испанцы — абсолютно современные люди, т. е. они наконец стали европейцами. С другой стороны, консолидация государства автономий, появление элит, власть которых была связана с конкретными автономными сообществами, способствовали утверждению местного и регионального своеобразия (или национального, если речь шла об исторических сообществах), что несколько напыщенно называлось «восстановлением основ идентичности». Культурные учреждения каждого региона и национальности (nacionalidad)[480] получили существенную государственную поддержку. Правительства автономий содействовали консолидации и развитию каталанского, галисийского и баскского языков. Благодаря деятельности местных и региональных элит в автономных сообществах появилось множество университетов, музеев, концертных залов, телевизионных каналов и других учреждений культуры.

Так оформилась характерная особенность испанской политической культуры тех лет. В сознании многих испанцев присутствуют три идентичности, они сосуществуют, наслаиваются или исключают друг друга. Соответственно, гражданин королевства Испания — гражданин Европы, но вместе с тем он баск, каталонец, галисиец, андалусиец… и / или испанец, и все это в разных пропорциях, в зависимости от национальностей или регионов. Между идентичностью европейца и идентичностью, связанной с этносом и местом, находится целая гамма вариаций. Таким образом, национальный вопрос, возникший в атмосфере морального кризиса конца XIX в., сохраняет свою актуальность и в начале XXI в.

Перед вызовами национализма

С 1978 г. легитимность испанской демократической государственности не раз подтверждалась во время избирательных кампаний; была достигнута стабильность партийной системы, причем антисистемных партий не существовало; автономные институты стали политической нормой; Испания вошла в ЕС — все это свидетельствовало о консолидации испанской демократии к концу XX в. Несмотря на то что террористическая деятельность ЭТА держала общество в напряжении, на скандалы по поводу «грязной войны», сомнительных источников партийных финансов и коррупции, конфронтации правительства и оппозиции в 1990-е гг., испанская демократия не понесла серьезных потерь и в целом устояла. Ничто не могло поколебать ее легитимности и общего консенсуса относительно Конституции 1978 г.

В то же время нерешенная проблема существовала. Ее суть, по словам Жорди Пужоля, президента Женералитата Каталонии с 1980 г., состояла в том, что «испанское государство представляет собой переплетение отличающихся друг от друга элементов». Легитимация и консолидация испанской демократии не сопровождалась полным признанием Конституции со стороны националистических партий, которые либо удерживали власть в автономных сообществах, либо оказывали влияние на правительство посредством коалиционных пактов с ИСРП в 1993 г. и с НП в 1996 г. Более того, в совместной декларации, принятой в 1998 г. в Барселоне, БНП, Галисийский националистический блок и каталонская партия «Конвергенция и Союз» (КиС) выразили сожаление, что спустя 20 лет после утверждения демократии «Испания все еще не оформилась как многонациональное государство». В исследовании, приложенном к декларации, суть этого заявления была истолкована как предложение «преодолеть ограничения существующей системы и двигаться вперед по пути политического и институционального создания многонационального государства». В рамках общей политической дискуссии Жорди Пужоль настаивал на том, что государство автономий исчерпало свой потенциал, и предложил инициировать новый конституционный процесс.

Тогда же, летом 1998 г., БНП и партия «Эуско Алькартасуна» (ЭА)[481] заключили в Лисарре (Эстелье) секретный пакт с ЭТА и обязались «предпринять действенные меры, направленные на создание институциональной и суверенной структуры, которая включает Алаву, Бискайю, Гипускоа, Наварру, Лабур и Суль»[482]. Затем в сентябре БНП и ЭА подписали соглашение с партией «Эускал Эрритаррок» (ЭЭ)[483], в котором территориальность и суверенитет определялись в качестве программы для обсуждения на переговорах с Испанией и Францией. С этого времени БНП стала более решительно отстаивать создание суверенного баскского государства. В 2000 г. съезд партии принял официальную декларацию, в которой Страна Басков определялась как естественное сообщество, населяющее Эускаль Эрриа (Государство Басков), т. е. территорию от реки