Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

Бедри — Мустафа Решад[1450], с начала 1915 г. по июнь 1917 г. занимавший пост главы департамента по политическим вопросам при национальной полиции, еще один соратник Бедри — помощник начальника полиции в Константинополе Мурад-бей[1451]. Именно эти государственные служащие ответственны за составление списков членов армянской элиты, которых надлежало арестовать 24 апреля. По правде говоря, за этими армянами следили неделями. Согласно мемуарам журналиста Ерванда Отяна, арестованного несколькими неделями позднее, слухи по поводу того, что полиция составляет «список армян, подлежащих высылке», уже передавались из уст в уста в армянской общине Стамбула[1452]. Отян также сообщает, что когда он узнал об арестах в городе дашнаков, включая членов редакционной коллегии «Азатамарта», он предположил, что это были просто «частные случаи». Но в ходе следующего воскресного дня, 25 апреля, его иллюзии постепенно развеялись, когда он узнал, что среди арестованных прошлой ночью лиц есть такие известные личности, как Теодик, Барсег Шахбаз, Даниэл Варужан, депутат парламента Саргис Минасян, Назарет Тагаварян, д-р Торкомян, Бюзанд Кечян, Тигран Калекян, Арам Антонян. Себух Агуни, Акнуни, Хажак, Микаэль Шамданджян, д-р Джелал, директор психиатрической клиники при госпитале Сурб Пркич — д-р Погосян, Гайк Ходжасарян, отец Григорис Балакян, отец Комитас и другие[1453].

26 апреля 1915 г. объединенный совет рассмотрел меморандум, подготовленный Зограбом. Он обращался к правительству с просьбой менее жестокого обращения с армянами «из уважения к памяти о тысячах армянских солдат, погибших, защищая османскую родину». Затем совет избрал четырех делегатов для встречи с великим визирем Саидом Халимом — патриарха, президента политического совета д-ра Григора Давидяна, Григора Зограба и президента религиозного совета — архиепископа Егише Туряна[1454]. Отвечая на протесты армянских лидеров, Халим заявил, что в разных населенных пунктах, в частности в Ване, были обнаружены оружие и боеприпасы и что правительство с учетом этой угрозы приняло решение о нейтрализации политических активистов. Зограб возражал, указывая на то, что несправедливо было так обращаться с армянами в то время, как армянская община с момента всеобщей мобилизации демонстрировала глубочайшее осознание своих обязательств, и что армяне исполняли свои обязанности как граждане и как солдаты, что, несмотря на претерпеваемые ими обиды, они зачастую решали не протестовать, что несправедливо было заставлять гражданское население страдать за небольшие нарушения и что этих людей не следовало так излишне оскорблять[1455].

Сразу же после этого спора с великим визирем делегация встретилась с министром внутренних дел Талаатом, который встретил армян в компании председателя Сената — Рифат-бея. Талаат избрал уверенный тон. «Все те армяне, — заявил он, — которые своими речами, письмами или действиями шли или однажды могут прийти к созданию Армении, должны рассматриваться в качестве врагов государства и, с учетом сложившихся обстоятельств, должны быть изолированы», когда же делегаты указали на то, что среди депортированных 24 апреля были люди, которые не имели ничего общего с национальным вопросом, министр ответил, что ему не было известно о том, «были ли допущены ошибки», как в случае с незадачливым поваром Абрахамом-пашой, и что этот вопрос будет изучен, а невиновные освобождены. Он удосужился добавить, что он продолжает верить в армян и что «принятые меры касаются лишь членов политических партий». «Очевидно, — заявил он, — у нас нет признаков наличия действительных действий против государства, но в интересах государственной безопасности было принято решение об изолировании партийных активистов и о роспуске партий». Армянские делегаты указали на то, что «бессмысленно было изучать дело каждого отдельного депортированного в условиях отсутствия доказательств того, что политические партии строили заговор против государства», и что, соответственно, они ратуют за «возвращение их всех». «По этому поводу, — пишет патриарх, — Талаат вызвал начальника полиции в присутствии армян, и было заявлено, что впредь больше не должно быть никаких арестов»[1456].

Было установлено, что аресты были не так хорошо подготовлены, как они могли бы, и что среди задержанных были люди, чьи имена случайно совпали с именами тех, кто был истинной целью этих репрессий, равно как и другие люди, не имевшие никакого отношения к кругам армянских активистов, которые были арестованы и депортированы беспричинно. Более того, список арестованных включал ряд очень известных лиц, в отношении которых можно было говорить о том, что они вне всяких подозрений: например, главный редактор выходящей на турецком языке газеты «Сабах» Диран Келекян, который, как мы знаем, сотрудничая с Бехаэддином Шакиром, оказывал Комитету партии/КЕП немалые услуги, когда эта партия была в оппозиции[1457]. Что же касается заявлений о том, что министр внутренних дел сделал с армянскими делегатами, то они демонстрируют классическую стратегию КЕП, направленную на осуществление его плана «не раскрывая свои карты» с тем, чтобы переубедить своих жертв или заставить их строить.

Как только армян Константинополя арестовали и запретили им находиться в империи, их направили в два места для заключения. Одно из них, Айяш, представляло собой вилайет Ангоры, в двенадцати милях к западу от города, другое место находилось в Чанкири, в шестидесяти милях на северо-восток от Ангоры, в вилайете Кастамону. Эти операции проходили в несколько этапов: арест, дома или на работе, агентами бюро национальной безопасности и департаментом полиции; подтверждение личности в штаб-квартире бюро национальной безопасности; задержание на сутки и более в центральной тюрьме Стамбула; перевод под эскортом полиции на железнодорожную станцию Хайдар Паша в азиатской части столицы; перевозка железной дорогой в Ангору за счет депортированного.

В Ангоре армян, которым запретили оставаться в стране, делили на две группы: «политические пленные» или те, кого таковыми считали — около ста пятидесяти человек — направлялись в Айяш; «интеллигенция» — которых также было около ста пятидесяти человек — находилась под наблюдением в Чанкири, но им было позволено свободно передвигаться по городу при условии ежедневного отмечания в местном отделении полиции. Таких важных людей, как Акнуни, Рубен Зардарян, Арутюн Шагригян, Гайк Тирякян, д-р Левон Пашаян, Хажак, Мурад (Бояджян), Арутюн Джангюлян и Нерсес Закарян — лидеров дашнаков и гнчаковцев — а также депутата парламента Назарета Тагаваряна интернировали в Айяш. Этих интернированных лиц селили в многочисленные бараки, которые несколькими разделительными стенками делились на две «спальни». Согласно заявлениям Бюзанда Бозаджяна, одного из выживших из группы из Айяша, выходит, что в Айяш был направлен некий делегат иттихадистов для бесед с лидерами дашнаков — Акнуни и Пашаяном. Содержание их бесед осталось в секрете, но Бозаджян указывает на слухи о том, что этот делегат от младотурок вновь предложил лидерам армян сотрудничать с турками в борьбе против русских. Предположительно, Акнуни ответил, что прежде всего их следует освободить. Однако