Корфу (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

За шесть недель Голландской кампании союзники понесли огромные потери. В строю осталось меньше половины высадившихся.

Очевидец пишет о солдатском быте тех дней: «Возвращался со службы на бивуак, выпивал порцию рома, съедал 1/2 фунта говядины с белым сухарем и, закутавшись в ту же шинель, валился спать под открытым небом, на мокрую землю, на липкую грязь».

Много умирало и от простудных болезней. Путь же на юг Голландии был наглухо заперт войсками Брюна.

7 октября 1799 года в Алькмааре герцог Йоркский, устав воевать, подписал конвенцию с генералом Брюном о перемирие до 19 ноября. К этой дате союзники обязались очистить пределы Голландии.

5 ноября войска были погружены на транспорты. Наши надеялись, что их размесят в Англии, но для зимовки нашим полкам назначили острова Джерсей и Гернсей. Жизнь на островах была ненамного лучше, чем в голландских дюнах. Продовольствия, как и одежды, союзники почти не давали. Госпиталя не было, да и казармы были отведены… без крыш. Узнав о столь бездушном отношении к его солдатам, Павел Первый был возмущен. Это стало последней каплей для разрыва с Англией.

Известие об уходе из Англии пришло перед Рождеством. Но сразу уйти не удалось. Балтику уже сковало льдом, большая часть наших кораблей ремонтировалась в английских портах, раскиданных по побережью. Пехота кое-как зимовала на островах, поэтому пришлось отодвинуть отплытие эскадры до весны.

Если армейские офицеры бедовали вместе со своими солдатами, то флотские коротали свободные зимние вечера в портовых тавернах. Известие об уходе в Кронштадт тоже обрадовало не всех. Корабельная офицерская молодежь была таким известием расстроена. Мичманам в море да в Англии было куда веселее, чем торчать в бесконечных кронштадтских караулах. Дело в том, что Павел Первый запретил увольнение офицеров из Кронштадта в столицу. Для этого требовалось личное разрешение императора. Разумеется, что с такими просьбами никто к нему не обращался, Вот и торчали офицеры на Котлин-острове безвылазно годами…

Наконец Макаров и Тет подошли к Джерсею и Гернсею, погрузили войска и взяли курс в российские пределы. Голландская кампания была завершена, а вместе с ней и пребывание российских моряков в Северном море.

Напоследок вице-адмирал Макаров получил от английского короля украшенную бриллиантами золотую шпагу. Остальным не сказали даже спасибо.

Глава пятая

Орлы над Альпами

К началу сентября победоносная армия Суворова готовилась нанести остаткам воинства Моро последний смертельный удар под Генуей. Именно в этот момент император Павел с подачи гофкригсрата решает направить Суворова в Швейцарию на соединение с корпусом Римского-Корсакова.

10 сентября войска Суворова выступили в Швейцарский поход. Так как никакой обоз не прошел бы по горам, фельдмаршал спешил казаков, а на их лошадей навьючили мешки с припасами.

Из воспоминаний капитана Грязева: «Все время дождь лил ливмя; резкий ветер с гор прохватывал насквозь; в холодные и сырые ночи люди дрогли от стужи на биваках в открытом поле, без обоза и палаток, вместо коих служили нам шалаши, делаемые на скорую руку из древесных ветвей. Между тем войска оказались снаряженными далеко не подходящим образом для предстоявшей войны в суровых, негостеприимных Альпах. Суворов – первый показывал пример бодрости и, несмотря на слабость здоровья, ехал на казачьей лошади в обыкновенной легкой одежде».

Первый бой с французами произошел на перевале Сен-Готард, который был взят штурмом. Все решил обходной маневр Багратиона, который со своими гренадерами взобрался на вершины и ударил с них по французам. Из записок участника событий: «Поднимаясь… беспрерывно на высоты, нам казалось, что достигаем уже конечной, но за нею следовала другая, еще крутейшая, и так далее и далее, мы постепенно приближались к самым небесам, пока, наконец, неприятель избрал самую острую и утесистую высоту, на которой долго и упорно держался; но тою же храбростью и неутомимостью нашего воинства, помогая один другому восходить на каменные утесы и голые скалы, его сбили и принудили ретироваться уже не на высоты, а по противоположному скату горы, по таким же утесам и стремнинам, будучи непрестанно преследуем и везде поражаем».

Из хроники Швейцарского похода: «Несмотря на все трудности и невзгоды, войска были бодры и, по замечанию одного из участников похода, готовы были в бой не только с французами, но и с австрийцами. Союзники успели внушить к себе большую неприязнь в рядах русских войск, не сами непосредственно, а как исполнители Тугутовой воли. Не только офицеры, но и солдаты знали имя австрийского министра, толковали в границах своих понятий о его интригах и вероломстве, считая его чем-то в роде чумы. Особа его служила темою для разговоров; кто из офицеров был посведущее, рассказывал анекдоты, вспоминал былые времена, приводил случаи неблагодарности Австрийцев к России. Немудрено поэтому, что солдаты изъявляли в шутку готовность бить “не только синекафтанников, но и белокафтанников”, и так как австрийское коварство и вероломство не подлежало в их мыслях никакому сомнению, то горячая их любовь к обиженному Суворову дошла до обожания».

* * *

Следующим трудным этапом был переход Чертова моста на реке Рейс. Узкий мост на головокружительной высоте между двумя скалами, а внизу бурная горная река. В конце моста французские войска и артиллерийская батарея, попробуй сунься!

Из воспоминаний капитана Грязева: «Полковник Трубников с 300 охотников взобрался на горы вправо над самым проходом, а майор Тревогин с 200 егерей пошел влево через реку Рейс, по пояс в воде, и начал взбираться на скалы левого берега. За егерями Тревогина пошел целый баталион полковника Свищова. Трубникову удалось ранее левой колонны взобраться на горы над Урнер-Лох; неожиданное появление его принудило французский передовой отряд бросить свою позицию и начать отступление, а войска, стоявшие позади Чёртова моста, начали второпях разрушать каменную аппарель на левом берегу».

Тогда наши солдаты разобрали находившийся поблизости сарай, притащили бревна и, перевязав их офицерскими шарфами, перебросили их через образовавшийся провал. Первым, перебежавшим по этой перекладине, был майор князь Мещёрский, тут же смертельно раненный. За ним кинулись солдаты и выбили французов из их укреплений.

В донесении императору Павлу Суворов писал: «На каждом шагу в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверзтые и поглотить готовые гробы смерти… Там явилась зрению нашему гора Сен-Готард, этот величающийся колосс гор, ниже которых громоносные тучи и облака плавают, и другая, уподобляющаяся ей, Фогельсберг. Все опасности, все трудности были преодолены, и, при такой борьбе со всеми стихиями, неприятель, согнездившийся в ущелинах и неприступных, выгоднейших местоположениях, не мог противостоять храбрости воинов, явившихся неожиданно на этом новом театре…