Господа офицеры. Записки военного летчика [сборник] - Петр Федорович Ляпидевский

* * *

Поле боя представляло поистине тяжелую картину. Рома только что прошел мимо солдата с распоротым животом и вывалившимися внутренностями… Глаза солдата уже тускнели, но он был еще жив и бессознательно копошился в своих собственных внутренностях…

– Здесь лежит ротный 6-й роты. Они ранены, – доложил подбежавший, запыхавшийся Ласточкин.

Борис был без сознания и залит кровью…

– Но я ведь ничего сейчас не чувствую, – подумал Рома, смотря, как санитары, наскоро перевязав раненого, клали на носилки его лучшего друга.

– Ну, нужно продолжать, – вслух произнес Рома и, машинально повторяя вопросы, на которые должно отвечать каждое донесение, извлек свою «видавшую виды» полевую книжку, вложил копировальную бумагу в очередной лист и отчетливо вывел:

Командиру Z-го полка…

* * *

В штабе Z-го полка еще с вечера царила тревога. Командир – высокий, плотный, уже седеющий полковник, красивой благородной внешности, нервно ходил по диагонали халупы, в которой приютился штаб полка.

Тут же за стаканом недопитого чая сидел оставшийся не у дел капитан князь Мангуладзе. Адъютант и начальник службы связи стояли в другой комнате – напротив, склонившись к старшему телефонисту.

Телефонист уговаривал Чиричкина отозваться, но никто не отзывался… Промежуточная… промежуточная… пе-пе-пе… сопел аппарат…

Кругом стоял ад. Земля гудела, тряслась и заволакивалась дымом. Стекла в халупе дребезжали от разрывавшихся неподалеку снарядов.

Все чувствовали, что назревает последний акт трагедии…

Только что пронесли раненого Корфа и убитого пулеметчика поручика Мирдулькиса…

– Мне нужно узнать, что делается в первом и втором батальонах во что бы то ни стало, – произнес командир, появляясь на пороге комнаты службы связи.

– Вызовите охотников из знаменного взвода… Каждому обещаю Георгия.

– Охотники готовы, – шесть человек, – докладывал ровно через три минуты адъютант.

– Где они?

– Здесь на дороге.

– Отлично. Я сейчас сам к ним выйду…

– Здорово, молодцы! – подходя к охотникам, поздоровался командир, пытливо всматриваясь в их бесстрашные лица.

– Здравия желаем, ваше высокоблагородие! – дружно ответили солдаты.

Командир взглянул туда, где за лесом кипел бой, и взгляд его остановился на группе немцев, приближавшихся с носилками под конвоем пяти солдат.

– Кого вы несете? – обратился командир к конвойным.

– Так что, поручика нашего Зотова, – отвечал конвойный, делая знак носильщикам поставить носилки на землю.

– Куда он ранен? – спросил командир.

– Так что, ваше высокоблагородие, под самое сердце. Еще по дороге скончались. Они приказали передать вам донесение, – сказал конвойный, откидывая шинель, которой было покрыто тело Ромы.

Вот их книжка, – протянул он руку с желтой книжкой, на обложке которой было написано: Полевая Книжка. Издал В. Березовский, комиссионер военно-учебных заведений.

Командир взял в руки книжку и взглянул в мертвенно-бледное, с посиневшими губами, спокойное лицо Ромы.

– Бедный Рома! Что ты нам теперь скажешь? – с невыразимой грустью подумал командир… и, перелистав копии прежних донесений Ромы, дошел до последнего, еще не вырванного листа, на котором значилось:

Командиру Z-го полка.

1914 года 28 ноября. 9 ч. 45 минут.

Номер 38, из окопов 6-й роты нашего полка, что по дороге из д. Вулька-Нова в д. Пясечно. Крест у отметки 48. Карта 2 версты в дюйме.

Немецкие гренадеры, в количестве около 2-х батальонов, после сильной артиллерийской подготовки, продолжавшейся с 71/2—81/2 часов утра с. г. 28 ноября, атаковали и ворвались в окопы нашего 2-го батальона. Я с 16-ю ротой находился в это время на участке за 6-й ротой и по условленному сигналу перешел в контратаку и выбил противника из занятых им окопов нашей 6-й роты на всем их протяжении. Влево от меня, где должна была стоять 5-я рота, – никого не оказалось. Разведка, посланная вправо, еще не вернулась. В моей роте осталось всего 43 человека, 6-й роты почти что не существует. Я занял своими людьми окопы 6-й роты и буду в них держаться до последней возможности.

Подписи под донесением не было…

Вместо нее отпечатался большой палец какого-то солдата, вымазанный кровью…

НОЧНОЕ

В холодную сентябрьскую ночь у догорающего костра спали тяжелым сном какие-то серые фигуры, плотно прижавшиеся друг к другу. Темнота и непроглядность ночи окутывала эту кучку людей, равномерно похрапывавшую, присвистывавшую и по временам бормотавшую какие-то невнятные слова своим таинственным покровом. Кругом царила безмолвная тишина.

С недалекой Волги тянуло холодом и сыростью и как бы чувствовалось, что землю, громадную реку, спящих людей и угасающий костер сковала какая-то гигантская усталость, какое-то глубокое недоумение и разочарование. Спящие вокруг костра люди были, действительно, безмерно утомлены, и этот короткий тяжелый сон был для них лишь антрактом в «театре ужасов» российской гражданской войны, бывшей в это время в самом разгаре.

Спавшие были так называемые – «белые», или контрреволюционеры. Их было около двадцати душ, лежавших на голой земле вповалку, укрытых чем попало: тут были английские и русские шинели, тулупы, старые попоны и брезентовые полотнища; одним словом, все, что могло хоть как-нибудь защитить от проникающего отовсюду сырого холода. Вот крайняя фигура, лежавшая на спине, с лицом, покрытым носовым платком, вдруг неожиданно приподнялась и присела; на секунду замерла в сидячем положении… прислушалась… и вскочила на ноги.

«Хорошо, что я проснулся», – скорее подумал, чем произнес вставший.

– Нужно поразмять озябшие члены, а то простудишься, «как пить дать», – уже внятно произнес он, с силой выбрасывая в стороны руки и стремительно сгибая их в локтях. От этих резких движений хрустнули кости и крякнули какие-то сочленения… и действительно, старый армейский прием как будто помог: шинель, гимнастерка и рубаха, плотно приставшие к телу и ставшие уже проводником земной сырости, нехотя оторвались от источника тепла… и между телом и одеждой вновь пролегла неуловимая прослойка теплого воздуха. Оцепенение понемногу стало проходить после того, как по спине и по всему телу раз-другой пробежали неизбежные в таких случаях холодные токи – «мурашки».

– Володя, ты куда? – раздался голос из-под попоны, и вслед затем, освобождаясь от окутывающих ее тканей, поднялась вторая фигура.

– Я скоро вернусь, подбрось-ка дров в костер… – послышалось из темноты откуда-то сверху, так как первый вставший, командир роты капитан Горский, взбежал по крутой отлогости оврага, в котором бивакировала его рота, и скрылся по направлению к противнику.

Поручик Сытин так же, как и его ротный, поразмял свои члены, поправил съехавшие в сторону тяжелые подсумки и осторожно покрыл освободившейся попоной ноги юнкера Бори и прапорщика Шустова, лежавших с ним рядом. Затем он подошел к угасающему костру, расковырял золу и набросил на нее охапку хвороста и сучьев.

– Ну вот и я, – раздался вскоре голос капитана Горского, успевшего обойти выставленное от его роты сторожевое