Нормальный как яблоко. Биография Леонида Губанова - Олег Владимирович Демидов

встрече, представлял так, как Бурлюк Маяковского: “Запомните эту фамилию и т. д.” Подарил книгу “Грушу”. Там: “Леониду Губанову, его антиженскому гневу, с радостью и тревогой за него. Андрей Вознесенский. Москва. ХХ век”. Антиженский гнев – это моя поэма “Полина”. После пришлю. Приглашал к себе домой смотреть Клея, Шагала, Пикассо, Леже и т. д.».

Об этих отношениях мы ещё отдельно поговорим. Пока же приведём только рассказ Галины Леоновой, одногруппницы по литературной студии на Воробьёвых горах:

«Однажды тёплым летним вечером Лёня зашёл ко мне и пригласил поехать с ним в Переделкино к Андрею Вознесенскому, который звал его “почитать”. <…> У Вознесенского мы пробыли часа два. Лёня начал читать, минут через 15–20 Андрей остановил его, чтобы позвать жену. Они оба слушали его ещё около часа. Мне, наивной, казалось, что после этого визита у Лёни всё будет в порядке. Конечно, Вознесенский, используя всё своё влияние, составит ему протекцию и Лёню начнут печатать в толстых журналах, выпустят книгу…»[99]

Увы, это были только грёзы. Но продолжим:

«III. И наконец, я у Евтушенко. <…> после прочтения долго улыбался и говорил про меня: “Да, действительно задел Вас Боженька своей лапой…” и что-то ещё про великое будущее».

Губанов звонил Вегину с благодарностью: «…мы сидим с Женей на кухне, и он кормит меня борщом, который приготовила его мама…»[100]

Как можно ещё помочь молодому поэту? Публиковать его. Но после «Художника» в «Юности» дело как-то застопорилось. Да и по поводу этого отрывка было и остаётся много вопросов.

Некоторые друзья Губанова уверены, что Евтушенко специально напечатал эти 12 строчек из «Полины», соединив их таким «нелепым» образом, чтобы цензорам и блюстителям нравов показалось, будто советский школьник сам стремится убежать «от жён и денег на полнолуние полотен». Чего добивался благодетель? Хотел испортить репутацию юному «конкуренту» и на долгое время, если не навсегда, исключить его стихотворения из печати[101].

Всё это, конечно, литературная конспирология – абсолютно бездоказательная. Евтушенко – насколько мы можем сегодня судить – всегда стремился помогать юным и не очень юным дарованиям. Он печатал ведь не только Губанова, но и Бориса Чичибабина, и Нику Турбину, и много кого ещё.

Конкуренция? Это смешно. Как говорил Бродский, на таком уровне нет ни рангов, ни конкуренции.

Если говорить по делу, то надо смотреть архивы. Литературовед Владимир Орлов, работавший в РГАЛИ с журналом «Юность»[102], уточняет, что больше официально стихи Губанова не проходили через редакцию. Хотя, думается, такие попытки предпринимались. Если не в 1964 году и не во времена СМОГа, то чуть позже. Через того же Евтушенко или уже самостоятельно.

Но тут необходимо прояснить один момент. Орлов пишет:

«В стенограмме обсуждения вёрстки шестого номера Губанов никак не упоминается, хотя стихи некоторых других поэтов подвергаются критике. <…> Евтушенко на этом заседании редколлегии не присутствовал вовсе, из “молодых” был только Василий Аксёнов. Подписи на листе согласования – Михаила Львова[103] и Леопольда Железнова[104]. Формально это никак не противоречит общепринятой версии – если Евтушенко прибегал к угрозе выйти из состава редколлегии в случае отказа “Юности” опубликовать Губанова, то делал это кулуарно, с глазу на глаз с Полевым, после решения которого вопрос публично более не дебатировался»[105].

Рядом с «Художником» – дебют в «толстом» литературном журнале Николая Рубцова[106], но читатели проявляли интерес не к Рубцову и Губанову, а к Валентине Твороговой из Майкопа. Она сочиняла великолепные благоглупости, которые, наверное, сочиняют многие в её возрасте: «Мне сказали: напиши стихи. / Обо всём, что видишь, напиши. / Не затем, чтоб были неплохи, / А затем, чтоб были от души…»[107]

Странно, странно, странно, а с другой стороны… у нас всегда так. Гении сначала должны умереть, чтобы о них заговорили. А абсолютно среднестатистические по всем параметрам авторы всегда на слуху.

После всего случившегося Губанов про «Юность» говорил очень скупо и с раздражением (со слов Батшева): «Серёжа Дрофенко[108] – неплохой парень[109].

Остальные – так, литературная шпана, все эти <…> консультатишки! Ряшенцев[110], Павлинов[111], Чухонцев[112][113]… Разве это поэты? Сопли-вопли…»

И, думается, имел полное право на подобные высказывания.

«Чем пахнет граница»

При этом возникают вопросы. Не в шестом номере, а в пятом планировалось стихотворение Губанова – «Чем пахнет граница?» Приведём отрывок из него:

Чем пахнет граница?

Лыжнёй, рукопашной.

И хвоей, внезапно

С деревьев опавшей.

Мятущейся птицей,

Лазейками, лазером.

Чем пахнет граница?

Прищуренным глазом.

Студёным прикладом,

Солёными лезвиями.

И ветром, и градом,

И змеями лезущими.

Можно предположить, что это не что иное, как «паровоз» – дополнительное стихотворение на патриотическую тему (весьма традиционное по своей поэтике), способное провести за собой более оригинальный текст «Художника» (и более авангардный). Но в этом случае стоило ожидать публикации. Этого не случилось.

Причина, как ни странно, политика. «Чем пахнет граница» посвящено советско-китайскому территориальному спору вокруг острова Даманский. Ещё в дореволюционное время граница между двумя странами проходила по реке Уссури. Остров же принадлежал России.

А с начала 1964 года китайцы начали устраивать многочисленные (как по составу участников, так и по количеству) провокации.

Когда столицы все уснули

И бодрствовали лишь локаторы.

На леденящий лоб Уссури

Повылезали провокаторы.

Для Губанова этого периода подобное стихотворение с гражданской звенящей нотой не то чтобы характерно, но вполне допустимо. Если рассмотреть его раннюю лирику, можно обнаружить тексты о Великой Отечественной войне, о холодной войне и атомных бомбах. В то же время горячая геополитическая новость, наверное, впервые становится основополагающей темой[114].

Однако публикация отменяется. Связано это с позицией ЦК партии по данному вопросу: не поддаваться на провокации и лишний раз не разжигать большой военный конфликт.

Может, это и правильно.

Удивляет же другое: на момент 1964 года, когда пишется это стихотворение, китайские провокации обходятся нам малой кровью. Пограничники отпугивают хунвейбинов и ретивых рыбаков. Ничего ещё не предвещает беды.

А поэт как будто предсказывает будущую бойню 1969 года:

Око за око,

          и зуб за зуб.

Наших ровесников

          мёртвых несут.

В пальцах замёрзших

          скрипят носилки.

Мёртвые мальчики

          нашей России.

Мальчики —

          вы близнецы сорок первого,

Снега наносит

          белого, белого.

Эту ситуацию