Бывшие - Мария Николаевна Высоцкая

Я всегда была очень усердной. Такая бесталанная трудяжка, которая землю жрать будет, но добьется своего. И этот дар (проклятие) очень нравился моей маме. Я была ее гордостью.

Золотая медаль в школе, красный диплом в универе, профессиональные занятия танцами. Вечные олимпиады. Первые места. Снова медали. Тотальнейшая нагрузка и многозадачность. Настоящее сумасшествие. Вечная спешка, гуща событий, люди, но жизни во всем этом нет.

Жизни не было. Друзей почти не было. Одна подруга, и та потом предала.

Руслан первым со мной заговорил в тот день. Сам подошел. Другие держались в стороне, знали, кто моя мать и как сильно она радеет за мое будущее в танцах. Связываться с ней никто не хотел, поэтому и со мной, в общем-то, тоже.

У нас была открытая репетиция. Просто ужасная репетиция, потому что в зале скопилась целая стая парней, которые тоже занимались во дворце спорта.

Градов был одним из той толпы. Я все выступление чувствовала на себе его взгляд. Обжигающий, непривычный. Так на меня еще не смотрели. Я несколько раз даже чуть не накосячила в отработке номера. А потом, когда все закончилось, Руслан подошел со мной знакомиться. Я оторопела. Мне показалось, что это какая-то шутка, а он все что-то говорил, говорил, улыбался, домой проводил. Мы шли часа три вместо получаса. Болтали обо всем, наверное. Мне тогда показалось, будто я его всю жизнь знаю. Мама видела нас в окно. Дома устроила мне допрос, а потом отлупила кухонным полотенцем за то, что я шляюсь не пойми с кем.

Руслан ей не понравился. С первого взгляда, на расстоянии нескольких метров. Она восприняла его в штыки, а когда я упала на соревнованиях и получила травму ноги, она обвинила в этом Градова. Потому что если бы я с ним не путалась, то ничего бы этого не случилось. Если бы он меня не развращал и не затягивал в свой гнилой мирок, у меня бы все было в порядке…

— Мама! — верещит Яся.

На автомате дотрагиваюсь до правой ноги и поворачиваю голову в сторону своего ребенка.

— Ты чего кричишь?

— У тебя все сейчас сгорит!

Вздрагиваю, перевожу взгляд на сковороду, быстро переворачиваю сырники один за другим, каждый покрылся черной коркой.

— Давай омлет поедим.

Выкидываю все в мусорное ведро и переключаю вытяжку на четвертый режим.

— А можно мороженое?

Бросаю быстрый взгляд к холодильнику. Соблазн дать Яське мороженое, а самой запереться и поплакать в ванной, велик, но я уже разбиваю яйца в миску для омлета и заливаю все это дело молоком.

— Сначала омлет, — отрезаю строго и беру венчик.

Пока омлет жарится, наблюдаю за дочкой. Она что-то сосредоточенно рисует. Когда на столе оказался лист и фломастеры, понятия не имею. Видимо, Яся успела сбегать к себе, пока я тут подвисла в воспоминаниях.

— Что рисуешь?

— Подарок папе.

Дочь высовывает кончик языка, активно закрашивая что-то розовым фломастером.

Папе…

Отворачиваюсь к сковородке и перекидываю омлет на тарелки. Режу овощи. Наспех делаю смузи из банана и сельдерея для себя. Ясе же наливаю чай и вытаскиваю из «шоколадного шкафчика» конфету.

— Давай кушать, — ставлю перед ней тарелку, — потом дорисуешь, хорошо?

— Ага, — дочь воодушевленно отодвигает от себя свою картинку и вооружается вилкой.

После завтрака отправляю Яську умываться. Пока она там обливает водой все пространство вокруг себя, в дверь звонят. Открываю и вижу на пороге маму.

— Привет, — чмокает меня в щеку, раздевается и сует мне в руки свое пальто.

Убираю мамины вещи в шкаф и достаю из обувницы тапочки.

— Спасибо-спасибо. Как дела у вас?

— Хорошо все.

Про вчерашний случай в саду я маме решила не говорить.

— Да? Ну отлично. Чай попьем?

— Давай, — сворачиваю к кухне.

— Не поняла, а Яся дома, что ли?

— Мы сегодня опаздываем, — зеваю.

— Настя, ты меня удивляешь иногда, Яське нужен режим. Вот у тебя был режим, я нарадоваться не могла. А у вас что? Хотим — ходим в сад, хотим — не ходим. Хотим — ходим на музыку два месяца, потом все бросаем к чертям!

— Мам, тебе с сахаром?

Полностью игнорирую мамины выпады. В режиме я жила много-много лет, без особого права выбора, для своего ребенка подобного не хочу.

— Без сахара.

Чувствую мамин взгляд на своем затылке. Он прожигает. Она злится. Злится, потому что я не вступаю с ней в спор, не развожу никому не нужную полемику и, главное, не даю ей повода высказаться пожестче.

— Снова на диете? — ставлю на стол чашки. — У меня пирожные есть, вкусные.

— Решила немного скинуть. Тебе тоже, кстати, не помешает.

— Да? — приподнимаю бровь и чуть отступаю, так, чтобы видеть себя в висящем в прихожей зеркале. — По-моему, идеально, — кладу ладонь на живот.

— Мама! Мама! Я умылась, — орет Яська и несется к нам. Увидев бабушку, замирает на пороге как вкопанная.

— Проходи, — маню ее рукой к себе. — Ты же чай не допила.

— Точно.

Дочка забирается на стул и придвигает к себе листок с фломастерами.

— Что рисуешь? — спрашивает мама.

— Папу. Мы к нему в гости едем сегодня, — выдает Яся без задней мысли.

Закрываю глаза и считаю про себя до десяти, морально подготавливаясь к буре.

— Настя, можно тебя на минуточку? — просит мама строжайшим тоном.

— Мама, так вышло, — перехожу на шепот, как только оказываюсь в прихожей.

— Так вышло? С ума сошла?! Ты вот так легко собралась ему ребенка своего отдать? Он ей никто, Настя. Если бы захотел, узнал бы о ней раньше. Узнал еще до рождения, но он не захотел. Ему было на тебя плевать, пойми ты это уже. На тебя плевать, а теперь на нее. Поиграется и бросит.

Мама активно жестикулирует и кричит шепотом. Мы обе то и дело посматриваем в сторону кухни, в которой осталась Яся.

— Я знаю.

— Знаешь? А мне кажется, забыла! Нет, так этого оставлять нельзя, мы будем бороться до конца.

— Мама, у него связи, бешеные просто. Шелест, а где Шелест, там и Доронин.

— Доронин? Олигарх? Одно отрепье вокруг!

— Да, мама, олигарх. Глупо и непредусмотрительно лезть на рожон! Ты хочешь