Элунея - 1ex0

лишним не было бы. Он вытянул передо мной свои руки и спросил, какого цвета пытает пламя в его руках? Я безо всяких сомнений отвечал, что бледно-зелёное. Он протянул его мне, и я взял его. Был бы я хотя бы чуть-чуть умудрён в зора на тот момент, то ни за что бы не протянул свою руку, чтобы даже прикоснуться к нему. Но я был простым чародеем огня, который знал только лишь то, что огонь для меня безвреден, и я взял это зелёное пламя из его рук.

Зора изучать очень сложно. Но благодаря Сануму во мне этот процесс был запущен. То пламя, которое он предложил мне, было лишь иллюзией. На самом деле это было нечто иное. Какая-то частица знаний, которая стала для меня началом пути. Впустив в себя эту магию, я открылся ей. Она просочилась внутрь меня, смешалась с моей сущностью, разбавилась с моей душой. Но из-за того, что была незначительна, растворилась как будто бы бесследно. И теперь моя задача состояла в том, чтобы развить эту частицу в нечто большее. И поначалу делать это было очень просто, ведь основы были уже заложены. Я лишь претворил это в жизнь и получил результат.

На следующий же хавор я уже мог зажигать в своей руке пламя зора. И на этом результаты прекратились. Я знал, что оно смертельно для живых и безвредно для меня. Но теперь передо мной стояла задача продолжать развивать это, чтобы оно стало чем-то большим, нежели просто сгусток зелёной силы, что покоится в моих руках. Нужно было научиться манипулировать им, использовать как оружие, как защиту, как усилитель, как союзник. И, впуская сущность смерти в свою душу, я позволял этой магии самой подсказывать мне, куда нужно двигаться и что нужно делать для покорения этой силы.

Но даже так, несмотря на всё это, зора покорялся очень сложно. Пролетали хаворы, миссары и алваты, в течение которых мне предоставлялась возможность свободно заниматься этой магией. Настолько долгим было познание моей новой силы. За это время все мои сородичи давно укрепились в огненной стихии. Образовались урины, появились навулы, был избран кольер. Сопна признан опасной магией, и всех заклинателей поначалу недолюбливали, а после так вовсе стали ненавидеть. Талат издаёт указ о начале борьбы с этими чародеями. Появляются первые одержимые и первые монды. Но всё это пролетало мимо меня. Я не участвовал в жизни Сенона, потому что я отделился от жизни.

Знания зора поглощали меня, и я, наконец-то, понял, что для успешного производства магии смерти, нужно покориться ей, нужно позволить ей ворваться в душу и предпринять там необходимые изменения. И да, я становился больше похож на бессмертных, которыми впоследствии должен буду повелевать. Изменения были не только внутренними, но и внешними. Мой облик становился мрачнее, кожа бледнела, на лице застыло извечное безразличие, а в глазах сияло бледно-зелёное пламя.

Когда в Зактарисе произошло убийство, я присутствовал среди тех, кто собрались посмотреть на это. Псары никого не подпускали на то место. Но несмотря на то, что я располагался в середине толпы, мои глаза отчётливо могли видеть душу того, кто умер. И даже когда все стали расходиться, потеряв интерес к тому, что происходило, я остался и смотрел на то, как псары продолжали рыскать преступление и выяснять обстоятельства. Они поначалу не обращали на меня никакого внимания, пока не увидели в моём поведении нечто подозрительное. А я изучал душу, которая томилась в этом теле, рассматривал её и пытался проводить манипуляции. По той причине, что никто из псаров не обладал этой магией, им не надо было видеть то, что я пытался делать. А иначе они наверняка постарались бы убить меня прямиком на месте.

Но тех подозрений, который пали на меня, было достаточно, чтобы предстать перед мондом. Я не сопротивлялся и двигался за ними. Я не чувствовал ни страха, ни тревоги в них. Подобно мне, они были бесчувственными. Только если в моём случае это стало возможно благодаря новой сущности, что вошла в меня, они в себе это воспитали путём долгих тренировок. А, когда передо мной предстал монд, мы лишь молча просидели до сгущения сумерек, глядя друг на друга, а затем он отдал меня обратно псарам, сказав, что ему так и не удалось заглянуть ко мне в разум. Сущность смерти оберегала меня от вмешательства в мои мысли. И псары принялись решать, как со мной быть. Дело дошло до кольера, и Талат решил, что меня нужно сослать на Дароис.

Но мне ничего не мешало вернуться. Так что я снова стал ходить по Зактарису, ища тех, кто погиб от руки саткара. Мне нужен был опыт в своей новой силе. И, разглядывая души тех, кто уже не был живым, я продвигался в познании некромантии. И эти наблюдения дали свои результаты. Из мёртвых был поднят один зактар, которого сгубила одержимость. И вот, передо мной предстал Алема́рис. Все знания огненной магии, а также магии саткаров полились ко мне в разум. А вместе с этим все воспоминания из короткой жизни Алемара. Но ничего из этого мне нужным не было. Ничего, кроме зора, я изучать не собирался. А потому я отказался от всех этих знаний и принялся практиковаться в мастерстве повелевать бессмертными. Полуразложившийся Алемарис был готов исполнять все мои указания. Нежить достаточно хорошо пользовалась огненными приёмами, а также всяческими знаниями в саткарологии. Но вот моя связь с ним была слаба. Именно её мне и нужно было укреплять.

Этот опыт был бесценным. Но долго это не могло продолжаться. Все мои силы, которые позволяли предсказывать ближайшее будущее не помогли мне избежать засады псаров. Несмотря на то, что они были больше воинами, нежели магами, всё-таки зачатки эфира в них позволяли видеть колыхания в магическом пространстве. Поняв, что на том месте, где я практикуюсь в использовании зора, происходит что-то непонятное, они ринулись ко мне и всё-таки изловили. Мой бессмертный слуга, конечно же, был уничтожен. А меня заковали в кандалы, а после явился сам кольер. Разглядывая меня своими прозорливыми глазами, он велел изгнать меня обратно туда, где находились все преступники. Зандр сказал, что мне ничего не помешает вернуться обратно в Сенон. На что Талат отвечал им, но на самом деле эти слова были обращены ко мне:

- Предназначение само решит, как с ним быть.

С того момента я нахожусь тут и никуда не ухожу, дожидаясь, когда же это самое предназначение покажет мне,