Политическая история Римской империи - Юлий Беркович Циркин

Позиции Геты в Риме казались более прочными: на его стороне были префект Рима, старый соратник Септимия Севера Фабий Цилон и по крайней мере один из двух префектов претория — Папиниан. Это заставило Каракаллу торопиться. И 26 декабря 211 г. он убил Гету, а матери даже запретил носить траур по погибшему сыну. Убийство одного из императоров могло вызвать недовольство преторианцев, и первым делом Каракаллы стало их успокоение. Он явился в преторианский лагерь и объявил воинам, что брат пытался его отравить и был при этом убит. Солдаты II Парфянского легиона, расквартированного под Римом, возмутились было убийством одного из сыновей любимого ими Септимия Севера, но Каракалла, явившись и к ним, пообещал большой денежный подарок, и они успокоились. Он привлек на свою сторону и воинов городских когорт, находившихся под командованием его врага Цилона. Следующим его шагом была речь в сенате, куда император явился вооруженным и в сопровождении гвардейцев. Там он заявил, что брат составил против него заговор, за что и поплатился. После этого по Риму и всей империи прокатилась волна казней. Было казнено большое число людей, которых император считал сторонниками брата, и в их числе Папиниан, другой видный юрист того времени, Патруин, Фабий Цилон[132], Гельвий Пертинакс (вина его, видимо, состояла только в том, что он был сыном бывшего императора) и многие другие[133].

Каракалла. Зап. Берлин

Хотя Юлия Домна любила Гету больше, чем старшего сына, пойти на убийство матери Каракалла все же не решился. Более того, императрица-мать оставалась весьма влиятельной фигурой при дворе. Во всем остальном Каракалла был довольно последовательным. Все, что напоминало о Гете, было запрещено: уничтожались его статуи, его имя вычеркивалось из официальных документов, даже монеты с его портретом изымались из обращения.

С убийством Геты, по-видимому, связан и вопрос об ординарном консульстве 212 г. Уже давно было принято, что император становится од ним из ординарных консулов года, следующего за его вступлением на трон. При этом, даже если второй консул умирал или попадал в опалу, год все равно назывался по именам их обоих. Поскольку равными принцепсами стали оба сына Септимия Севера, то было бы естественным, если бы оба они стали и ординарными консулами 212 г. Были ли они действительно назначены (может быть, уже отцом, находившимся на смертном ложе) консулами этого года, неизвестно. Но в любом случае Каракалла встал перед серьезной, с его точки зрения, проблемой: как быть с консульством и соответственно наименованием года. И он сделал совершенно нетривиальный ход. Ординарными консулами 212 г. стали отец и сын Юлии Асперы — Г. Юлий Аспер и Г. Юлий Галерий Аспер, причем отца он назначил и префектом Рима вместо казненного Фабия Цилона[134]. Отец Аспер был «новым человеком» и профессиональным юристом, введенным в сенат или Марком Аврелием, или Коммодом. При последнем он достиг должности консула-суффекта и затем был приближен Септимием Севером[135]. Разыгрывая из себя справедливого императора, Север поручил Асперу защиту обвиняемых провинциалов. Несомненно, что император был уверен в полной лояльности такого адвоката. И теперь Аспер второй раз стал консулом, и на этот раз ординарным. И только уже в 213 г. Каракалла, как это и было заведено, стал ординарным консулом вместе с будущим императором Бальбином. Правда, вскоре оба Аспера попали в опалу и фактически были изгнаны из Рима, но 212 г. назывался годом двух Асперов. Этот эпизод показывает нетривиальность мышления Каракаллы, его умение находить устраивавшее его решение, не останавливаясь перед нарушением установившегося обычая.

Правление Каракаллы ознаменовалось изданием знаменитого эдикта 212 г., называемого еще constitutio Antoniana, разработанного явно видными юристами того времени, в том числе Ульпианом[136]. Едва ли эдикт был составлен на скорую руку, его подготовка явно шла некоторое время. Вполне возможно, что он начал постепенно разрабатываться еще при Септимии Севере. Этот эдикт предоставил римское гражданство почти всем свободным жителям Империи. Исключение составляли так называемые дедитиции (dedititii)[137]. Как бы ни решать о них вопрос, ясно, что после эдикта подавляющее большинство свободных жителей Римской империи стали римскими гражданами. Трудно сказать, каковы были конкретные мотивы, подвигнувшие Каракаллу издать свой эдикт. Возможно, что целью императора было распространение на всех провинциалов единой налоговой системы, позволявшей, с его точки зрения, эффективнее наполнять казну. Не исключено, что это могло быть благодарностью римским богам, которые упомянуты в начале эдикта, за выздоровление больного Каракаллы или даже за помощь в убийстве брата. Возможно еще одно объяснение. По эдикту гражданами становились наименее романизованные в социальном и культурном плане люди, а таковых было довольно много в северобалканских и придунайских землях, откуда происходило большинство солдат, активно поддерживавших Северов. И если сами солдаты через свою службу гражданство получали, то их родственники, оставшиеся в своих общинах, таких привилегий не имели. Так что эдикт мог быть и жестом благодарности легионерам. Наконец, император и его юристы могли иметь в виду превращение большей части свободного населения Империи в относительно однородную массу подданных. Но важны не столько конкретный мотив действия принцепса, сколько реальное значение данного акта.

Constitutio Antoniana завершала долгий процесс романизации подчиненных Риму территорий, интеграции их в единое политико-правовое пространство. Если не считать отдельных случаев дарования римского гражданства в награду за заслуги перед римским народом, то реальным началом данного процесса стала Союзническая война, в результате которой (хотя на деле и не сразу) римскими гражданами стали практически все жители Италии. Значение принятых в конце этой войны законов заключалось в том, что впервые римское гражданство давалось не отдельным лицам в качестве награды, а целым общинам и народам на основании закона. С Цезаря началась активная романизация провинций. С переменным темпом политику романизации продолжали и принцепсы. Этот процесс резко ускорился после гражданской войны 68–69 гг., когда в Риме были устранены все препятствия для полной интеграции провинций в единое государство, и, как говорилось выше, к середине II в. почти завершился. Теперь речь шла о его полном завершении. Гражданство распространялось и на тех, кто до сих пор его, несмотря на все успехи романизации, не имел. Эти люди, как правило, получали официальное родовое имя Каракаллы, становясь Аврелиями. И если, например, среди преторианцев, бывших ранее солдатами дунайской армии, в 210 г. Аврелиев было меньше 5 %, то в 227 г. таких было уже около 95 %. Все новые солдаты, появившиеся в 214 г. в гарнизоне в Дура-Европос в Месопотамии, были уже Аврелиями. В римском обществе имена служили в значительной