Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг

для развития способности логически мыслить и излагать свои мысли, как сочинения и Цицерона, и позднейших авторов, в особенности Квинтилиана. Незнакомство с классическими образцами было свойственно и русской адвокатуре; несмотря на это, образцы красноречия имелись, и блестящие, — их давала уже сама адвокатура в виде речей Плевако, князя Урусова, Пассовера, Арсеньева, Спасовича и других более молодых. В большинстве случаев это было красноречие Божьею милостью, дар природы, которого никто не обрабатывал. Правда, некоторые молодые адвокаты изучали эти речи; я знал молодых криминалистов, которые заучивали наизусть некоторые места из этих образцов. Приходилось нередко слышать с пафосом произнесенные фразы, позаимствованные из речей, уже раньше произнесенных первоклассными адвокатами, не только русскими, но и в особенности французскими. Но большинство адвокатов и в уголовных защитах, и в речах по гражданским делам обнаруживали если не косноязычность, то, во всяком случае, недостаточное умение располагать или строить свою речь. Этим и объясняется, что я, с чем согласился и руководитель наш Пассовер, избрал темой судебное красноречие. Я изложил историю вопроса, старался исчерпать литературные источники и потом, по указаниям Пассовера, сделал перевод одной английской речи американского адвоката в громком процессе об убийстве и разобрал эту речь с точки зрения тех основ ораторского искусства, которые выработаны были классическими учителями красноречия Цицероном и Квинтилианом. За этим докладом последовал ряд других докладов, которые я делал по желанию Пассовера, в особенности по поводу новинок в литературе уголовного и гражданского права.

Таким образом завязалось мое знакомство с Пассовером. От этого знакомства я ожидал многого. Я был уверен, что Пассовер, ценя, как это я видел, мою юридическую подготовку и способности, будет мне полезен и в смысле практическом, то есть будет способствовать получению мною дел для ведения. Я многому научился от общения с Пассовером как руководителем нашей конференции. Его жестокая критика была всегда полезна; она охватывала не только содержание докладов, но и форму их. Для желающих учиться Пассовер давал достаточно материала. Но в смысле материальном, практическом я от Пассовера ничего не получил. Был один случай, когда он направил ко мне одно дело, но скоро я убедился, что оно было направлено ко мне только потому, что никто другой делом этим заниматься или не мог, или не пожелал. Это было дело, производившееся в пятом департаменте Сената, еще существовавшем тогда в качестве апелляционной инстанции для дел, решенных сибирскими судами, где еще не была введена реформа 1864 года. Один барон, служивший в Сибири исправником, обвинялся в целом ряде случаев обычного там взяточничества. Дело, которое тянулось в течение более пятнадцати лет, состояло из многих томов производства; главным недостатком его для меня было то, что подсудимый барон, бывший исправник, был «гол как сокол» и никакого гонорара за колоссальный труд по изучению дела и составлению сложных объяснений, дополняющих его апелляционную жалобу, предложить мне не мог.

ГЛАВА XII

Работа по юрисконсульству Министерства внутренних дел • Административное право • Бюрократическое движение дел • Первое мое заключение • Раскольничьи дела • Дела аннуатные по льготным имениям • Дела, связанные с введением Городового положения 1870 года в Прибалтийских губерниях • Церковные имения • Gotteskasten в Ревеле • Дела по искам губернаторов по запрещенным продажам и арендам имений в Юго-Западном и Северо-Западном крае • Зло бюрократического строя • Невежество местной администрации

Вскоре мне представился случай войти в новую для меня область практической работы, а именно в область административных дел. К присяжному поверенному Трахтенбергу обратился юрисконсульт Министерства внутренних дел с просьбой указать молодого человека, который согласился бы помогать ему в разработке дел по его должности. Трахтенберг указал на меня. Мне было предложено 30 рублей в месяц вознаграждения за подготовку дел, препровождавшихся на заключение юрисконсульта. Я принял предложение, и не только потому, что 30 рублей в месяц в моем бюджете составляли нечто важное, но главным образом желая приложить свои знания к делам. В первый же месяц оказалось, что я не только подготовлял дела для решения, но и фактически составлял те заключения, которые требовались от юрисконсульта. Этим юрисконсультом был тайный советник Плющевский-Плющик, тогда уже немолодой человек; знакомая большому Петербургу фигура. Плющевский-Плющик был человек, обладавший довольно хорошими способностями. Карьеру свою он начал по судебному ведомству одновременно с А.Ф. Кони и др. В то время способные юристы быстро продвигались по службе, и он вскоре по окончании университета назначен был товарищем прокурора петербургского Окружного суда и считался одним из лучших представителей молодой прокуратуры. Прокурором судебной палаты был тогда В.К. Плеве, в 1881 году перешедший в Министерство внутренних дел в качестве директора департамента полиции. Вместе с прокурором палаты в Министерство внутренних дел перешли и многие из прокуратуры, которых он особенно ценил в качестве сотрудников. Одним из них был Плющевский-Плющик. Вскоре он в качестве чиновника особых поручений при министре был одним из делопроизводителей знаменитой Кохановской комиссии, на которую в 1882 году возложена была задача составить проект общей реформы управления в России[217]. По окончании работ этой комиссии на Плющевского, еще сравнительно молодого человека, но уже в чине тайного советника, возложено было исполнение юрисконсультских обязанностей при Министерстве внутренних дел.

Никакого управления юрисконсультская часть в этом министерстве не имела; штата в распоряжении юрисконсульта не было — этим это ведомство отличалось от других министерств, в недрах которых всегда имелась юрисконсультская часть во главе со штатным юрисконсультом. Это объясняется тем, что Министерство внутренних дел не всегда заинтересовано было в том, чтобы те или иные вопросы разрешались юридически правильно. Напротив того, это ведомство предпочитало быть свободным от связующих усмотрение административной власти соображений юридических и предпочитало руководиться не столько законом, сколько общими политическими соображениями. Всякий начальник отделения, этот фактический вершитель судеб в бывшей нашей административной машине, был превосходным знатоком той части законов, которая касалась дел, ему подведомых, и действительно лучше всякого юриста разбирался в этих специальных нормах. Но применять общие нормы права или нормы, установленные для других областей, соприкасающихся со специальной областью, подведомой данному начальнику отделения, — в этом потребности не ощущалось. Но бывали, однако, случаи чисто юридического свойства, в которых усмотрения, предуказываемые политическим направлением, не играли роли; иногда бывали и судебные дела по искам, предъявляемым к органам Министерства внутренних дел и к самому министру; для этих случаев и был чиновник особых поручений, исполнявший юрисконсультские обязанности.

В области гражданских дел Плющевский был совершенно неопытен; кроме того, отвлекался массой разных посторонних занятий, в особенности тем, что был близок к театральным