Непрошеный пришелец: Михаил Кузмин. От Серебряного века к неофициальной культуре - Александра Сергеевна Пахомова

261

В связи со временем создания группы представляется остроумным наблюдение П. В. Дмитриева о вероятной связи названия «Марсельские матросы» с «Марсельезой», текст которой Кузмин переведет в 1921 году (Дмитриев П. В. «Капитан один не в счет…»: М. Кузмин и «Марсельские матросы». С. 176–177).

262

Деген Ю. Поэт прекрасной ясности // Кавказское слово. 1918. № 20. С. 2.

263

W. На новой службе // Журнал журналов. 1917. № 16. С. 13.

264

Бухов Арк. Испуганные // Журнал журналов. 1917. № 17. С. 7.

265

Тигер Д. Н. Самоопределившиеся. (История новейших метаморфоз) // Журнал журналов. 1917. № 20–21. С. 13; подп.: Доль.

266

В этом сыграли свою роль, как указывает Н. А. Богомолов, временная пауза в «кружковой» жизни Петрограда после угасания «вечеров Гафиза» и сформировавшийся в прессе под влиянием «Крыльев» миф о существовании эротического общества мужчин, якобы возглавляемого Кузминым (Богомолов Н. А. Кузмин осенью 1907 года. С. 102–106).

267

Барбара Уокер, рассматривая литературные кружки Серебряного века, использует терминологию антрополога Виктора Тернера. Организационное изменение любого сообщества трактуется ею как постепенный переход свободного от социальных условностей общества («коммунитас») к более жесткой и формализованной структуре («структура») (Walker B. Maximilian Voloshin and the Russian literary circle. P. 1–23). Если размышлять о предпочтениях Кузмина в этих терминах, то можно отметить, что он однозначно тяготел к полюсу «коммунитас». Но неиерархичное общество, стремясь войти в иерархизированное поле литературы, неизбежно приобрело бы черты «структуры», что уничтожило бы саму идею такого общества (в случае с «кружком гимназистов» это обстоятельство прослеживается довольно четко: общество молодых юношей, вдохновленное Кузминым, оказалось неспособно на организованную деятельность, провалив постановку «Курантов любви»). Как кажется, Кузмин сам понимал необходимость формальной организации: «Марсельские матросы» должны были иметь свое издательство, а для эмоционалистов впоследствии будет написан манифест.

268

Кузмин М. Дневник 1917–1924. Кн. 1. 21, 22, 31.

269

Там же. С. 51, 75, 84, 87–88.

270

Марков В. Ф. Поэзия Михаила Кузмина. С. 368.

271

Малмстад Дж. Э., Марков В. Ф. Примечания // Кузмин М. А. Собрание стихов: [В 3 т.]. Т. 3. С. 654.

272

Богомолов Н. А. Примечания // Поэзия. С. 734.

273

Богомолов Н. А. О Михаиле Кузмине. 3. Неизданный Кузмин из частного архива. С. 542.

274

Панова Л. Г. Русский Египет: Александрийская поэтика Михаила Кузмина. Кн. 1. С. 462–468.

275

Кузмин М. А. Списки поэтических, беллетристических и музыкальных произведений и план сборника «Условности». 1890–1923 гг. // РГАЛИ. Ф. 232. Оп. 1. Ед. хр. 43. Л. 11 об., 15; см. также беловой автограф: Кузмин М. А. Автографы и копии 1912–1927 гг. // ОР РНБ. Ф. 400. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 12–15 об.

276

См. данные метрического справочника к стихотворениям Кузмина 1914–1920 гг.: Гик А. В. Конкорданс к стихотворениям М. Кузмина: В 4 т. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2015. Т. 4. С. 235–241. Впервые метрические характеристики оды были описаны В. Ф. Марковым (Марков В. Ф. Поэзия Михаила Кузмина. С. 369).

277

В поздней статье, посвященной творчеству Э. Г. Багрицкого («Эдуард Багрицкий», 1933), Кузмин высказывается против использования твердых стихотворных форм без точного следования им: «В книге „Победители“, в Cyprinus Carpio, мы читаем: „романс карпу“, „ода“, „стансы“, „эпос“. Хорошо еще, что нет „сонета“ в двадцать пять строк. И романс, и ода, и стансы имеют некоторые формальные требования, даже приблизительно не выполненные автором. <…> Словно термины „ода“, „стансы“ и т. п. самыми звуками гипнотизировали поэта независимо от их содержания…» (Критика, с. 419)

278

Алексеева Н. Ю. Русская ода: Развитие одической формы в XVII–XVIII веках. СПб.: Наука, 2005. С. 95.

279

Гаспаров М. Л. Поэзия Пиндара // Пиндар, Вакхилид. Оды. Фрагменты. М.: Наука, 1980. С. 371 («Литературные памятники»).

280

Вероятно, такая трактовка образа моря также имеет корни в поэзии Пиндара, где нередко встречается море, угрожающее человеку и культуре в целом: «А кого не полюбит Зевс, – / Тот безумствует пред голосом Пиерид / И на суше, и в яростном море…» (1 Пифийская песня), «Будет день, / И от этой земли, бичуемой морем, / Дочь Энафа / Возьмет на рассаду для почвы Зевса Аммопа / Корень городов, / Сладкий смертным» (4 Пифийская песня. – Там же. С. 59, 75).

281

Эту метафору у Эсхила анализирует О. М. Фрейденберг: «В одной из метафор Эсхила (ее древность засвидетельствована аллитерациями) говорится: „Да не испытаем мы то, из-за чего – великие страдания, ради чего – великое море пропахано мечом“. Образ „пахать мечом“ уводит к мифологии; известно семантическое тождество земледельческих и военных орудий. Великое море, пропаханное мечом, – это то море, по которому отплыл Парис с Еленой в Трою, море любви, вызвавшее войну народов. Мифологические образы продолжают говорить своим конкретным языком. Но они же „иносказуют“ сами себя, давая понятийный смысл: „Да избежим мы пагубных последствий любви“» (Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. 2-е изд., испр. и доп. М.: Вост. лит. РАН, 1998. С. 244 («Исследования по фольклору и мифологии Востока»)).

282

О символике воды как женского начала в античной литературе см.: Там же. С. 443–445.

283

Богомолов Н. А. Примечания // Поэзия. С. 734.

284

Риторика «святости» войны и подвига была одним из идеологических штампов начала войны. См, например, ее использование в названиях картин, посвященных участникам Первой мировой войны, особенно сестрам милосердия: «На святой подвиг», «На святое дело» (Колоницкий Б. И. «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 335–336).

285

Цит. по: Нива. 1914. № 30. С. 597.

286

Стихотворения Кузмина, посвященные Первой мировой войне, не попали в оба издания «Стихотворений» в серии «Библиотека поэта»