Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров - Сергей Анатольевич Смирнов

задать Сентилье вопрос, только ли в благодарность за подаренное ему богатство решился он за эту опасную и весьма длительную затею или же его толкали на это дело еще какие-то неведомые силы и расчеты. Само собой разумеется, что именно этот вопрос я и не стал бы ни в коем случае задавать, ибо задеть честь человека, спасшего мне жизнь, я не посмел бы даже в обмен за самое тайное слово.

Вечер мы провели молча, с достоинством. Французская постель, на которой я ворочался всю ночь, сильно напоминала мне другую постель, итальянскую, на которую некогда выбросили меня бушующие волны Лигурийского моря. А к полудню следующего дня стал заметно волноваться и сам Сентилья. Когда солнце начало клониться к западу и во дворе как-то особенно тревожно заскулила собака, я сказал Сентилье, что пора возвращаться в Париж. Он только протестующе поднял руку и молча покачал головой. Я временно сдался, понимая, что предводителем здесь является он, а не я.

И вот, незадолго до полуночи, вдалеке глухо загремели копыта, и Сентилья, покошачьи вглядевшись во мрак, облегченно вздохнул:

-Это они!- И он тут же крикнул кому-то в сторону: - Огня не выносить!

Сердце мое заколотилось чаще перестука копыт.

-Зайдите в дом, мессер,- весьма строго потребовал Сентилья.

-Зачем?- слабо воспротивился я.

-За тем, мессер,- усмехнувшись, отвечал Сентилья,- что снаружи вашего соловья будет слышно до самого Парижа.

Убравшись в дом, хозяева которого сразу заторопились в конюшню и еще по каким-то ночным делам, я тут же прильнул к маленькому окошку. Затаив дыхание, я наблюдал за коловращением темных фигур, наполнивших двор, и наконец различил Фьямметту. Она вырвалась из того темного водоворота и легкими шагами побежала к дому, почемуто пригибаясь и зажимая руками рот.

Я отступил от окна, повернулся и успел подхватить ее на руки.

Мою драгоценнейшую Фьямметту объяла судорога, а спустя миг она забилась на моем плече в рыданиях.

-Гвидо! Гвидо! Гвидо!- захлебываясь плачем, восклицала она.

Оказалось, что простодушный, доблестный и, увы, бесшабашный Гвидо, исполнил свое обещание до конца и ради моего спасения сам лег костьми на холодные камни Парижа.

Внезапно Фьямметта затихла, и я тоже замер, уткнувшись ей в грудь своей головой, уже стоившей стольких жертв. Казалось, целую ночь провели мы, опустившись посреди комнаты на колени и крепко обняв друг друга.

-У вас белые волосы, мессер!- с нестерпимой мукой в голосе прошептала Фьямметта, затеяв для успокоения перебирать мои локоны.

-Но ведь их еще немного, моя королева?- прошептал я.

-Немного, мессер!- всхлипывая, отвечала Фьямметта.

-А ваши волосы, сударыня, стали еще прекрасней и мягче, чем в день нашей первой встречи,- сказал я моей Фьямметте.- Вы были прекрасны, сударыня, но стали так прекрасны, что я теперь боюсь поднять голову и ослепнуть после этих лет, проведенных без солнца.

Между тем, коловращение сильных и пропахших потом тел проникло в дом, глухо забурлив вокруг нас с Фьямметтой. Я слышал обрывки возбужденных разговоров, и кто-то, войдя, продолжал рассказывать Сентилье о том, каких трудов стоило вытащить смертельно раненого брата Фьямметты с поля боя и скрыться вместе с ним в лабиринте переулков, каких денег и новых опасностей стоило затем найти священника и устроить тайное и спешное погребение на кладбище Невинноубиенных младенцев. Из рассказа следовало, что бойкими могильщиками управлял какой-то смешливый старичок с серой вороной на плече.

Лишние траты, насколько я мог в те мгновения доверять своему чутью, не особенно огорчили Сентилью, зато он был встревожен другим обстоятельством.

-Куда девали священника?- мрачно спросил он.

Его подданный ответил, что священника на всякий случай прихватили с собой, и тогда Сентилья облегченно вздохнул и даже позволил себе отпустить шутку:

-Тем лучше. Святой отец - как раз та безделушка, которая может потребоваться еще до рассвета двум воркующим голубкам.

Всю ночь мы с Фьямметтой не могли насмотреться друг на друга, временами оплакивая нашего доблестного Гвидо, и только под утро она вспомнила остроту ехидного Сентильи, которая вовсе не рассердила ее.

-Мессер, - робко проговорила она,- может быть, и вправду святого отца нам послало само Провидение.

-Несомненно, моя дорогая Фьямметта,- ответил я, чувствуя, как у меня по спине бегут мурашки,- несомненно это - добрый знак.

Тут я вновь встал перед ней на колени и произнес торжественную клятву в том, что отныне отдаю ей свое сердце и всю свою жизнь в вечное владение.

-Когда святой отец спросит моего согласия, он должен будет назвать мое имя, истинное имя,- добавил я с дрожью в голосе,- иначе мое обязательство, данное вам, сударыня, перед Небесами, не будет скреплено самой главной печатью. Я более не нуждаюсь в своей утраченной памяти, ибо мне достаточно знать в своей жизни только вас, моя прекрасная Фьямметта, но имя, имя мне необходимо. Я обязан узнать его прежде, чем святой отец соединит наши руки.

-Но ведь я уже дала вам имя,- бледнея, прошептала Фьямметта,- и вы приняли его, мессер.

-У меня были отец и мать, Фьямметта,- с великим трудом выдавил я из себя.- Прежде, чем сочетаться с такой высокородной особой, как вы, сударыня, я должен узнать о них хоть самую малость, иначе до конца жизни буду чувствовать себя ублюдком. Вы должны меня понять, сударыня: я не смогу жить без настоящего имени.

-А я больше не смогу жить без вас,- мертвенным голосом проговорила Фьямметта.

Ее взор тоже стал безжизнен и отрешен, так что я даже не на шутку испугался и только хотел успокоить ее самыми искренними обещаниями верности, как она вдруг повалилась передо мной на пол, и от ее неистовых рыданий едва не закачался весь дом.

Я бросился к ней, обхватил ее и, оторвав от пола, изо всех сил прижал к себе. Когда судороги стали стихать, я сдул в сторону золотистую прядь ее волос и тихо проговорил, дыша прямо в ее прелестное ушко:

-Неужели вы подумали, сударыня, что я могу вас оставить? Тем более сейчас, когда у вас не осталось ни одного защитника, кроме меня. Мое имя скрыто где-то неподалеку, вернее всего - в Греции, у морейского князя. Обещаю вам, сударыня, уже никогда не влезать ни в какие опасные истории.

-Я ждала вас пять лет, мессер,- тихо отвечала мне Фьямметта.- Больше я не переживу без вас ни одного дня. Я умру.

Вдруг у меня в груди, рядом с сердцем, словно бы вспыхнуло загадочное, горячее светило. Слова, которые я сейчас напишу, вырвались у меня в то мгновение безо всякого трезвого расчета и благоразумия:

-Тогда