Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

Особенно показательна история с сыном боярина Иоанна. Задумав принять постриг, он "одевъся въ одежю светлу и славьну", сел на коня и в окружении своих отроков приехал к Антонию. Потом же "снемъ съ себе одежю болярьскую и положи ю пред старцемь, и також коня, сущаа въ ютвари, и постави пред нимь", сказав: "Се вся, отче, красьнаа прельсть мира сего суть, и якоже хощеши, тако сътвори о них, азъ бо уже вся си презрех и хощу мних быти и с вами житии в Печере сей, и к тому не имам възвратитися в дом свой". После этого его постригли, облачили "въ мнишескыя ризы" и нарекли Варлаамом[2247]. Здесь одежда светлая и славная является синонимом одежды боярской. Да и в целом в житии светлые одежды являются непременным атрибутом вельмож и бояр. Более того, из приведенного отрывка видно, что снятие боярских одежд (наряду с отказом от коня и от дома) символизировало отказ от прежнего социального статуса, равно как и постриг с переодеванием в мнишескую одежду знаменовал переход в новый — монашеский статус. Показательно, что отец новопостриженного, боярин Иоанн, пытается вернуть сыну прежний социальный статус через переодевание. Воспылав на монахов гневом за постриг сына, он со своими отроками явился к пещере, разогнал "святое стадо" и, выведя сына из пещеры, "таче съньмъ съ него святую мантию, въврьже ю въ дьбрь, такоже и шлемъ спасения, иже бе на главе его… И тъгда же и облече въ одежю славьну и светьлу, якоже е лепо боляромъ". Варлаам сорвал и отшвырнул боярские одежды. Разгневанный отец велел его облачить силой, связать руки и в таком виде провести через город к своему дому. Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что переодевание символизировало возвращение юноши в прежний социальный статус и в светскую жизнь. Проведя его через весь город и придав ритуалу публичность, Иоанн, как бы, лишал сына возможности "отыграть назад" и вернуться в монастырь. Новое "рождение" сына Иоанн решил закрепить трапезой (обильные трапезы, пиры — еще один символ знатности) и, как знак полного возврата в мир, — супружеской постелью. Однако Варлаам "ничьсоже вкуси отъ брашьна" и не поддался на искушения своей жены, всеми силами пытавшейся заставить его исполнить супружеский долг[2248] и таким образом вернуть себе мужа, а роду — сына.

Наглядным примером того, что о социальном статусе судили "по одежке", является следующий случай. Феодосий был у князя Изяслава далеко от города и задержался допоздна. Князь, желая, чтобы преподобный, возвращаясь ночью в монастырь спал, а не трудил ноги, повелел отвезти его на телеге. В пути возница, обратив внимание на одежду Феодосия, принял его за простого монаха и предложил игумену поменяться местами: самому лечь в телегу, а преподобному сесть на коня[2249]. И только рано утром, когда увидел, как почтительно спешиваются и кланяются его спутнику встречные бояре, едущие к князю, стал осознавать свою ошибку[2250].

Эпизод показательный и в другом плане: отрок (раб), не вполне прилежно выполняет приказание своего господина, князя Изяслава, и не очень почтительно относится к монаху, заставляя последнего, фактически, выполнять свою работу слуги (т. е. — раба). Здесь и низкий престиж монашества в обществе, и неоднозначность института рабства, порождавшего, помимо прочего, достаточно дерзкие и даже наглые элементы, отдельные из которых вполне могли поднять руку на свободного (от чего таковых сурово предостерегает Русская Правда).

Не только вышеозначенный отрок, но и всякий, не знавший Феодосия, глядя на его одежду, не признавал в нем преподобного игумена, а принимал за простого черноризца[2251]. Следовательно, даже в духовной среде одежка играла важную роль в определении церковной иерархии. Человека, как следует из жития, чтили ради дорогих нарядов и светлых одежд, ради большого богатства. И лишь для немногих, таких, например, как Феодосий, делали исключение[2252]. Феодосий даже в бедной одежде оставался великим: "Не бо его чьстяху чьстьныихъ ради пърътъ, или светьлыя одежа, или имения ради мъногаго, нъ чистаго его ради жития и светьлыя душа, и поучение того мъногыихъ, яже кыпяхуть Святымь Духъмь от усть его. Козьлины бо тому беахуть, яко многоценьная и светьлая одежа, власяница же, яко чьстьная и цесарьская багъряниця, и тако, темь величаяся, ходяше и житиемь богоугодьно поживъ"[2253]384. Здесь противопоставление: козлиная шкура — светлые (боярские?) одежды; власяница — царская (княжеская) багряница. Противопоставление истинных и вечных ценностей, духовных — мирским, временным и ложным; царства небесного — царству мира сего. Таким образом, Феодосий, как представитель мира истинных ценностей и царства небесного, добился почтения не меньшего чем цари и вельможи, не облачаясь в светлые одежды. Не материальным богатством, а духовной сущностью. Феодосий не изменил себе и перед лицом смерти, велев братии похоронить его в той одежде, в которой умрет[2254].

Нестор всячески пытается утвердить читателя в мысли, что не одеждой определяется значимость и ценность человека. Но принимает это положение он скорее умом, нежели сердцем, не менее других удивляясь тому, как Феодосий нарушал сложившиеся в обществе каноны в отношении социальной значимости одежд. О важном значении одежды, как социального маркера, свидетельствует и пассаж Нестора, ставящий бедно одетого в один ряд с нищим, убогим и скорбящим[2255] — т. е., фактически неполноценным человеком.

Социальный статус подчеркивался и приветствием: определенный статус, видимо, предполагал соответствующий поклон. Особым поклоном встречали князя. Например, когда Святослав с боярами прибыл в Киево-Печерский монастырь, Феодосий с братией вышли навстречу "и поклоньшемася, якоже е лепо князю", а князь — поцеловал блаженного[2256]. Отдельным поклоном приветствовали вельмож. Так, когда сын боярина Иоана прибыл с отроками к братии, чтобы принять постриг, они вышли и поклонились ему "яко есть лепо велможам". При этом монахи кланяются первыми, а вельможа в ответ[2257]389. Но игумен, тем более такой, как преподобный Феодосий, не просто монах. Он сам заслуживает на особое уважение, в том числе и со стороны знати. Поэтому вельможи (бояре), встречавшиеся на пути Феодосия, издали его узнавали, сходили с коня и кланялись[2258]. И князья оказывали должное почтение игумену и братьи. Например, Изяслав никогда не въезжал на монастырский двор верхом, а спешивался у ворот. Однажды ему пришлось смиренно ждать, пока привратник не спросил разрешения у игумена открыть ворота[2259]. Святослав, когда ему сообщали