Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма - Петр Ефимович Люкимсон

Ознакомительный фрагментласкового взора; он слышал гневные речи, испытывал нравственные оскорбления там, где он, одинокий и несчастный, искал слова утешения и одобрения, где жаждал привязанности, любви… Горячая натура ребенка не могла вынести такого положения — и вот он стал убегать из школы»[77]. Пройдет меньше столетия — и точно так же будет вести себя правнук Бешта рабби Нахман из Бреслава[78], который сделает «итбодедут» («уединение») одним из главных средств самопознания, самоочищения и личной молитвы перед Б-гом. Побеги маленького Бешта из школы и были таким, возможно, еще не осознанным «итбодедудом», во время которого он молился и напряженно размышлял о природе Б-га, о Его путях и назначении человека. Его, видимо, и в самом деле не страшили встречи ни с дикими зверьми, ни с лихими людьми — он твердо усвоил наставление своего отца о том, что еврей не должен никого бояться, кроме Б-га. Сама практик молитвы в уединении является одной из самых древних в иудаизме — немало ее примеров можно найти в ТАНАХе на страницах, посвященных жизни праотцов еврейского народа, Моше-рабейну, царя Давида, Иешаягу, Даниэля и многих других.

«Разве человек не тратит большую часть своих лет на мысли о своих делах, каждодневных делах? Почему бы ему не выделить хотя бы час на мысли о настоящих вещах: Кто он? Зачем он пришёл в этот мир? Что хочет от него Г-сподь Б-г? Каков будет конец всех его дел?» — пишет Рамхаль[79] в книге «Эц а-Хаим», обосновывая необходимость такой молитвы.

Хефец Хаим[80] в книге «Мишна брура» приписывает великому Аризалю (снова Аризалю!) следующие слова: «Один день в неделю отдалится человек от других людей и останется наедине со своим Создателем и представит, как будто он стоит перед Ним в день суда и будет говорить с Ним, как раб со своим господином и как сын со своим отцом».

И все же постоянной и обязательной религиозной практикой «итбодедут» становится именно после появления хасидизма, и истоки его уходят к Бешту.

Судя по всему, после того, увещевания, угрозы и наказания не помогли, и Исролик продолжал сбегать, к семи годам его исключили из хедера и предоставили самому себе. Теперь он проводил в лесах и полях Подолии с их роскошной природой большую часть дня, а иногда и ночевал там. При этом он продолжал молиться и изучать Тору, но уже в одиночку, а вернее, если говорить языком хасидских рассказов, вместе с самим Творцом, присутствие и помощь которого чувствовал постоянно.

В один из таких дней с семилетним Исроэлем произошла странная история, в значительной степени определившая всю его последующую жизнь.

В свое время Бааль-Шем-Тов сам подробно рассказал об этом в одном из своих писем. А вот как звучит эта история в пересказе Эзры Ховкина[81]:

«Началось с того, что Исройлик, помолившись спозаранку вместе с самым ранним миньяном[82], вместо хедера отправился в лес. Мальчик услышал в чаще чей-то голос и, раздвигая ветки, пошел на него. Голос принадлежал еврею, который стоял на поляне, завернувшись в талес[83], и молился так жарко и „из души“, что Исройлик замер и стал слушать, потому что ничего подобного прежде не встречал.

Спустя какое-то время незнакомец закончил молитву и стал учить Тору, получая, видимо, от этого огромное наслаждение. Потом он сложил вещи в мешок и собрался продолжать свой путь. Исройлик вышел ему навстречу.

— Как такой маленький мальчик не боится бродить один в глухом лесу? — спросил незнакомец. Исройлик ответил:

— Я люблю лес и поле, потому что здесь не водятся лжецы и обманщики. И потом, я ведь сирота, а отец сказал мне перед смертью: „Не бойся никого и ничего, кроме Творца“. Вот я и не боюсь.

— А, так ты, наверное, сын реб Элиэзера? — сказал незнакомец. И он достал из мешка том Талмуда и стал учиться вместе с мальчиком. А потом загадочный еврей (сколько их еще будет в нашей истории!) взял в руки посох и позвал Исройлика с собой. Куда они идут, незнакомец не говорил, а мальчик не спрашивал.

Они бродили вместе три года, обойдя полсвета. Мальчик приметил в своем спутнике несколько странностей. Например, он так и не назвал своего имени. И еще: он никогда не просил подаяния, но у него всегда были в кармане деньги, чтобы расплатиться за скромную пищу и ночлег для них обоих. Каждый день — дождь ли, снег ли — у них был урок Торы.

Когда миновали три года, таинственный поезд судьбы, скользя по невидимым рельсам, привез Исройлика к следующей станции. Однажды, остановившись передохнуть в маленькой деревушке, его спутник сказал:

— Недалеко отсюда, в лесном домике, живет очень ученый и Б-гобоязненный еврей, реб Меир. Он ведет жизнь простого ремесленника, кем его и считают окружающие. Ты должен будешь у него пожить какое-то время…

На том их пути разошлись, Исройлик стал жить у реб Меира, который совсем не удивился его появлению. Довольно скоро Исройлик понял, что реб Меир — цадик и гаон, был членом тайного союза нистарим… Дом в лесу был перекрестком, тайным местом встреч скрытых праведников. Исройлик увидал там много чудесного. И даже пророка Элияу.

До четырнадцати лет Исройлик жил у реб Меира, каждый день подолгу занимаясь Торой с хозяином дома»[84].

По хасидской традиции, этим учителем, так и не назвавшим мальчику своего имени, был тогдашний глава нистаров р. Адам Бааль-Шем, о котором много рассказывается в «Воспоминаниях Любавичского ребе» и во многих других книгах — от серьезных научных исследований до сборников увлекательных еврейских народных легенд и преданий.

Но обратим внимание: встретив Исролика, р. Адам Бааль-Шем из Ропшицы (если это действительно был он, что весьма сомнительно, так как, согласно другой версии, два этих бааль-шема никогда не встречались, а если руководствоваться здравым смыслом, то, как увидим, вообще не могли встретиться) мгновенно понял, что перед ним сын реба Элиэзера, а затем взял мальчика с собой, и, судя по всему, очень много научил его за три года не только в области Письменной и Устной Торы, но и в кабале.

А заодно, возможно, и знанию лекарственных трав, и другим премудростям народной и кабалистической медицины.

Сама описанная сцена наводит на мысль, что р. Адам Баал Шем (или кто-то другой, кто фигурирует в хасидских историях под его именем) был лично знаком с р. Элиэзером. Это и наводит на мысль, что отец Бешта был нистаром, а после его смерти орден взял над собой опеку

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---