Командующий Владимир Булгаков. По заслугам и честь - Николай Сергеевич Асташкин

где Владимир Васильевич начал свой путь в офицеры, такими мастерами были преподаватели различных кафедр. Многие из них прошли фронт, были настоящими профессионалами своего дела. Так, начальник кафедры огневой подготовки полковник Астанин[23] воевал на Южном фронте, несколько раз горел в танке.

– Однажды у него даже нос обгорел, – на полном серьезе сказал Владимир Васильевич, – и врачи вынуждены были пришить ему другой…

Полковник Астанин чем-то напоминал Булгакову его отца.

– Был он среднего роста, подтянутый, – рисовал портрет любимого преподавателя Владимир Васильевич. – Стоило ему завести разговор с курсантом, и тот сразу, словно завороженный, подпадал под его влияние. Такая была сила убежденности у этого человека!.. Вооружение он знал, как свои пять пальцев, теорию стрельбы – тоже. О сложных вещах рассказывал так, будто читал стихи!..

На фронте, по словам Астанина, танкисты редко устанавливали дальность на прицеле. «В бою некогда это было делать. Ставили дальность прямого выстрела, на глаз вводили поправку – и открывали огонь. Ну а если механик делал короткую остановку, то промахнуться было просто невозможно, особенно по дальности. У фронтовиков был отличный глазомер, что и помогало побеждать неприятеля».

Полковник Астанин для курсантов ТВТКУ был кумиром. Кто знает, может быть, именно он и зажег в сердце нашего героя настоящую любовь к ратному делу, которая повела Владимира Васильевича к вершинам военной карьеры. Ведь, как заметил еще Наполеон, «кто воспламеняется огнем этой любви, тот способен похитить тайну искусства, как некогда, по сказанию древнегреческой мифологии, Прометей похитил священный огонь с неба»[24]. Много, очень много взял командир курсантского отделения сержант Булгаков от преподавателя кафедры огневой подготовки полковника Астанина.

Снайперами огня были и преподаватели-фронтовики этой же кафедры подполковник Тарасенко (на первом-втором курсах), подполковник Шутов (на третьем-четвертом курсах). Они, по словам Булгакова, так увлеченно и доходчиво рассказывали о сложных агрегатах и механизмах танка, что курсанты буквально на лету схватывали их мысли, быстро и легко усваивали довольно-таки сложный учебный материал.

Однажды сержанту Булгакову довелось видеть, как эти офицеры-фронтовики стреляли на спор из пушки и пулемета. Не с помощью прицела, а через триплекс – смотровую щель! И тот и другой поразили цели с первого выстрела и первой очередью. Для курсантов это было верхом огневого мастерства.

Глубокий след в душе нашего героя оставили и преподаватели кафедры материальной части и электрооборудования, которую возглавлял полковник Шутов (однофамилец преподавателя кафедры огневой подготовки).

– Они сумели привить нам любовь к технике, сделали из нас профессионалов, – признался Булгаков. – Ведь кто такой профессионал? Это специалист высокого уровня. Я и сейчас могу показать на танке, где какой агрегат находится, как производится та или иная регулировка. А уж о выверке прицелов или приведении вооружения к бою и говорить не приходится – руки сами сделают то, что нужно. Вот так нас учили! Когда в тебя заложили основу по одной машине, то по второй, третьей, четвертой и так далее обучение идет гораздо легче.

За годы учебы в ТВТКУ сержант Булгаков в совершенстве освоил такие типы танков, как Т‑54, Т‑55, Т‑62, Т‑64.

Чирчик расположен в предгорьях Тянь-Шаня. Горы там, по словам Булгакова, очень красивые, особенно во время вечерней зари. Хотя вокруг города в основном сопки, на которых растет колючка. Летом все выгорает, и степь по цвету напоминает яичный желток.

– Но весной в предгорьях красотища, – в голосе собеседника слышится восхищение. – Повсюду ковры тюльпанов! На них товарищи узбеки делали неплохой бизнес: к 8 марта цветы отправляли в Москву целыми самолетами. В Чирчике бесплатно, а в Москве по три рубля за штуку. А три рубля тогда были такие деньги – ого! Ну и тюльпаны у них, правда, были как на подбор: с крупным цветком, стебли длинные…

Но лирика отлетает в сторону, когда генерал оценивает эту местность с точки зрения ее влияния на боевую деятельность войск.

– Местность там очень сложная. Кто служил в Забайкалье, меня поймет: повсюду сопки, похожие одна на другую, в которых легко заблудиться. И мы блудили. Дорог танковых нарезано много – потому что полигон. К дороге не «прицепишься», потому что на карте ее попросту нет. Учились ориентироваться по рельефу местности: скатам, высотам, другим характерным объектам. Вот где была возможность потренировать глазомер…

Тех познаний, что Булгаков приобрел в ТВТКУ на занятиях по военной топографии, ему хватило надолго.

– Потом, во время учений или боевых действий, мне не составляло труда найти на карте точку своего стояния. А уж когда попадал на «цивилизованную» местность, где ориентиров было с лихвой, мог за считанные секунды определить свое местоположение на карте: огляделся по сторонам, ага, вот здесь я нахожусь…

В ТВТКУ применялась своя методика подготовки курсантов: по принципу «меньше беллетристики, больше практики». Готовили молодежь к предстоящей службе серьезно, как для войны. Преподаватели курсантам внушали: «Бой – это не прогулка по полигону. Сейчас вы стреляете по мишеням, которые не противодействуют, поэтому вы так вольготно себя чувствуете – можете промахнуться, затянуть первый выстрел. Но не забывайте, ребята, что в бою вам противостоять будут не фанерные мишени, а живой противник. Затянули первый выстрел – значит, неприятель вас опередил, а если позволили ему еще и прицельно выстрелить – тут уж как повезет. Может, останетесь в живых, а может, и нет. Вы промахнулись, а противник нет. В бою остается в живых тот, кто лучше подготовлен».

Тройка в училище за оценку не считалась.

– За нее курсанта уже начинали клевать и слева, и справа, – иронично заметил Владимир Васильевич. – А если кто получал два балла, его тащили на комсомольское собрание, где строго спрашивали: «Ты чего сюда пришел – место занимать? Если не хочешь учиться, зачем тогда поступал? На твоем месте был бы другой человек, который хотел поступить, но его не приняли…»

Уже со второго курса ребята безвылазно находились на полигоне. Чумазые, в промокших от пота гимнастерках, с обветренными лицами, они неистово «грызли гранит» военной науки, настойчиво учились тому, что вскоре им пригодилось в офицерской службе.

– По загару на лице мы безошибочно определяли, кто на каком курсе учится, – в голосе Булгакова зазвучали веселые нотки. – Если лицо бледненькое, значит, первокурсник, сидит в классе, ну, иногда, конечно, выйдет на полигон, чтобы пострелять из орудия и поводить танк. Лицо задубелое – это уже второй курс. А уж когда лица почти коричневые, ветром обдутые и солнцем обожженные, – это третий или четвертый курс. Потому что днем и ночью на полигоне, где учились стрелять, водить машины, командовать взводами и ротами, управлять боем. Ну и в таких условиях, когда на