Рокоссовский - Сергей Егорович Михеенков

И здесь биографы маршала предлагают две версии завершения госпитальной истории Рокоссовского.

По одной из них, недолечившийся комполка при приближении к Мысовску авангардов прорвавшихся через границу основных сил барона Унгерна потребовал срочной выписки. Прибыв в полк, сразу же ознакомился с последними разведданными и бросил свои эскадроны навстречу Азиатской дивизии. Вместе с 35-м кавполком по-прежнему действовал партизанский отряд Щетинкина. Партизаны и добили Унгерна. В стане диктатора Монголии к тому времени созрел заговор. В августе 1921 года после неудачного похода в Даурию заговорщики из числа белого офицерства застрелили генерала Резухина и увели часть сил на восток, в Приморье, к атаману Семёнову. Унгерн с отрядом бросился в погоню, чтобы перехватить беглецов и расправиться с ними. Но те встретили его огнём. О дальнейшей судьбе «нового Чингисхана» один из его биографов пишет: «Барон вернулся к монгольскому дивизиону, который в конце концов его арестовал (в ночь на 22 августа 1921 года) и выдал красному добровольческому партизанскому отряду, которым командовал бывший штабс-капитан, кавалер полного банта солдатских Георгиев П. Е. Щетинкин».

По другой версии, более героической, Рокоссовский, узнав о приближении Унгерна к Мысовску, создал из тыловых частей и выздоравливающих отряд и повёл его навстречу Азиатской дивизии. Вскоре из Монголии, из района Урги (ныне Улан-Батор), подошли основные силы красноармейцев и вытеснили войско «дикого барона» назад в Монголию. Во время преследования отряд Рокоссовского соединился с 35-м кавполком. 22 августа эскадрон авангарда захватил стоянку неприятеля, при этом в одной из палаток (по другим сведениям, на дороге) обнаружили связанного и раненого барона Унгерна. Когда об этом доложили Рокоссовскому, он распорядился препроводить пленника в штаб корпуса.

При переходе границы барон Унгерн был уверен в успехе своего похода. Он рассчитывал на растущую мощь антибольшевистских выступлений, охвативших Россию от Кронштадта до Тамбовщины и Западной Сибири, на то, что его марш станет катализатором всеобщего восстания. Лазутчики с той стороны границы приносили ему сведения о том, что в станицах и городах Даурии, Бурятии и всей Сибири готовятся восстания, что недовольные советской властью ждут только сигнала.

15 мая 1921 года, выступая из Урги в свой безумный поход, диктатор Монголии издал приказ, начальные строки которого содержали своего рода манифест:

«Я – начальник Азиатской Конной Дивизии, Генерал-лейтенант Барон Унгерн – сообщаю к сведению всех русских отрядов, готовых к борьбе с красными в России, следующее:

1. Россия создавалась постепенно, из малых отдельных частей, спаянных единством веры, племенным родством, а впоследствии особенностью государственных начал. Пока не коснулись России в ней по её составу и характеру неприменимые принципы революционной культуры, Россия оставалась могущественной, крепко сплочённой Империей. Революционная буря с Запада глубоко расшатала государственный механизм, оторвав интеллигенцию от общего русла народной мысли и надежд.

Народ, руководимый интеллигенцией, как общественно-политической, так и либерально-бюрократической, сохраняя в глубине души своей преданность Вере, Царю и Отечеству, начал сбиваться с прямого пути, указанного всем складом души и жизни народной, теряя прежнее, давнее величие и мощь страны, устои, перебрасывался от бунта с царями-самозванцами к анархической революции и потерял самого себя.

Революционная мысль, льстя самолюбию народному, не научила народ созиданию и самостоятельности, но приучила его к вымогательству, разгильдяйству и грабежу.

1905 год, а затем 1916–1917 годы дали отвратительный, преступный урожай революционного посева – Россия быстро распалась. Потребовалось для разрушения многовековой работы только 3 месяца революционной свободы.

Попытки задержать разрушительные инстинкты худшей части народа оказались запоздавшими.

Пришли большевики, носители идеи уничтожения самобытных культур народных, и дело разрушения было доведено до конца.

Россию надо строить заново, по частям. Но в народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые».

И далее имя для своего знамени называет: «Законный хозяин Земли Русской Император Всероссийский Михаил Александрович, видевший шатанье народное и словами своего Высочайшего Манифеста мудро воздержавшийся от осуществления своих державных прав до времени опамятования и выздоровления народа русского».

Михаила Александровича Романова к тому времени уже давно не было в живых. Он был расстрелян летом 1918 года близ Перми сотрудниками местной ЧК и милиции. Но похоже, создатель духовно-военного буддийского ордена нуждался только в имени, в звуке его, а плотью идеи освободительного похода вглубь России видел себя самого.

Как все идеалисты, Белый Бог Войны был жесток, и дела его были кровавы. Например, пункт 9-й приказа гласил: «Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Всё имущество их конфисковывать».

Рокоссовский и его боевые товарищи, пропитанные совершенно другими идеями, дрались с отчаянной храбростью. Их лозунги были просты, и смысл их желанен: «Земля – крестьянам!», «Заводы – рабочим!». Большевики обещали мир и хлеб трудовому народу, прекращение эксплуатации человека человеком. Во всё это свято верил и наш герой. Вот почему рука его твёрдо сжимала эфес шашки, а мысль, увлечённая тем, как рациональнее построить порядки полка и лучше провести бой, – ясна и гибка.

В аттестации Рокоссовского появилась следующая запись: «Обладает твёрдой волей, энергичный, решительный. Обладает лихостью, хладнокровием. Выдержан. Способен к проявлению полезной инициативы. В обстановке разбирается хорошо. Сообразителен. По отношению к подчинённым, равно как и к себе, требователен. Военное дело любит… Награждён двумя орденами Красного Знамени за операции на Восточном фронте против Колчака и Унгерна. Задания организационного характера выполнял аккуратно. Ввиду неполучения специального военного образования желательно командировать его на курсы. Должности комполка вполне соответствует».

Блестящая аттестация открывала перспективу дальнейшего служебного роста.

С набегами Азиатской дивизии вскоре было покончено. После пленения барона Унгерна дивизия растворилась, исчезла в монгольской степи. Но долго ещё бродили по Даурии и Бурятии мелкие отряды. Некоторые из них впоследствии ушли в Харбин. Другие стали промышлять разбоем и превратились в хунхузов.

Глава шестая

Кяхтинский зять

…Но соперники остались друзьями.

Из местных хроник

Война войной, а молодость своё берёт…

Солдат на войне тоскует по мирному времени, по семье и дому. И больше всего мечтает о встрече с любимой. Даже если её и не было в его жизни.

Дом и семья для Рокоссовского стали чем-то нереально далёким. Даже родная Варшава осталась в прошлом и, по всей вероятности, не волновала так, как волнуют человека мысли о родине. Почти семь лет не слезал с боевого коня – одна война, другая… Накопилась душевная усталость.

Осенью 1921 года, когда полк отвели на отдых и переформирование в большое волостное село Залари близ Иркутска, Рокоссовский влюбился в местную барышню по имени Мария.

Была та Мария (в семье её звали Мака) младшей дочерью местного купца Курсанова. Курсанов скопил приличное состояние, семья его жила в довольстве, в