Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

Отец не только разрешил мне ехать в Алма-Ату, но и позволил взять его новые французские лыжи «россиньоли», на которых он сам практически не успел покататься. Они были длиннее моих на 5 см, но для скоростного спуска и «гиганта» подходили больше. Мой «благодетель» Владимир Иванович Петров, который оставался председателем спортклуба нашего института, пробил мне командировку и оплату довольно дорогих билетов на самолет. Четырнадцатого декабря мы с Юрой Клюевым вылетели из Москвы. Наш винтовой ИЛ-14 летел до Алма-Аты с несколькими посадками, и весь перелет продолжался около 12 часов. Прилетели мы в Алма-Ату поздно вечером, когда ехать в горы было уже невозможно. На этот случай дед дал мне адрес своей ученицы, профессора Авенировой, которая давно жила в Алма-Ате и, как и все его ученики, обожала моего деда, каждую осень присылая нам посылку со знаменитыми яблоками «апорт», огромных размеров, ярко-красного цвета, мягкими и очень сладкими. Авенирова жила в старом районе города, когда-то называвшегося Верным и застроенного одноэтажными домами, сделанными из глиняных блоков и покрытых штукатуркой. Дома скрывались за высокими глинобитными заборами. Названий улиц и номеров домов на них не было, и мы очень долго плутали по темным, пустынным, узким и кривым улочкам, спотыкаясь о кучи земли, и несколько раз проваливаясь в арыки, которые здесь выполняли функцию и водопровода, и канализации. Наконец в каком-то доме, куда мы постучались, нам указали дорогу к «детскому доктору», и глубокой ночью, разбудив хозяйку, мы с мокрыми ногами, голодные и озябшие (в Алма-Ате лежал снег), попросились на ночлег. Узнав, что я внук Георгия Несторовича Сперанского, эта очень пожилая женщина с густыми и совершенно седыми волосами и умным, интеллигентным лицом, всплеснула руками и чуть не заплакала от умиления. Добрая дедушкина приятельница, по-моему, жила одна, во всяком случае, в день нашего приезда никого больше в доме не было. Она накормила нас целым обедом (это в третьем часу ночи!) и долго укоряла, почему мы не прислали ей телеграмму о своем приезде. Тогда она могла бы организовать нашу встречу, потому что ходить в старых районах города ночью крайне опасно из-за бандитов. После ночного обеда она уложила нас спать на диванах, стоящих в каждой комнате. Утром нас ждал завтрак и записка, кому отдать ключи от дома, так как нашей милейшей хозяйке нужно было довольно рано уходить в клинику, где она заведовала кафедрой педиатрии, читала лекции студентам и консультировала больных детишек. Никакого транспорта у нее не было, она добиралась до своей больницы через весь город на переполненном автобусе, и только на экстренные вызовы, что случалось нередко, за ней присылали старый раздолбанный газик «скорой помощи». Это все и многое другое она рассказала нам во время нашего обеда, сокрушаясь, что мы не останемся у нее хотя бы на пару дней, и взяв с нас обещание зайти к ней перед отъездом, чтобы захватить с собой в Москву яблок.

На следующий день нам предстояло встретить на вокзале московский поезд, в котором ехали наши друзья из Института физкультуры. Поезд опоздал всего на час, и вскоре мы вместе с приехавшими ребятами с трудом поместившись в местном автобусе, ходившем до катка «Медео», поехали в горы.

Урочище Медео, где незадолго до нашего приезда был построен самый высокогорный в мире каток, располагалось километрах в пятнадцати от города. Туда была проложена отличная асфальтовая дорога с довольно крутыми виражами, серпантином поднимавшаяся до отметки 1691 метр над уровнем моря. Большой ледяной стадион был окружен высокими трибунами с трех сторон. Под ними располагались гостиница, ресторан, комнаты отдыха для спортсменов и технические службы. Чистейшая горная вода и разреженный воздух способствовали очень быстрому скольжению, и «Медео» в те годы называли «кузницей конькобежных рекордов». Мы вылезли на площади перед входом на стадион, где автобус разворачивался, чтобы ехать в обратную сторону. Нам предстояло идти в гору пешком с тяжелыми лыжами и вещами. До Чимбулака было еще километров шесть-семь. Но тут нам повезло: не прошли мы и километра, как нас нагнали сани, запряженные волами, на которых вывозили срубленные в горах деревья. За мизерную плату местные погонщики разрешили нам положить лыжи и вещи на пустые сани, и мы пошли дальше налегке.

Горы Заилийские Алатау, в которых расположен и высокогорный каток «Медео», и горнолыжная трасса в Чимбулаке, потрясающе красивы. Они не такие высокие, как Кавказ или Памир, на них нет высоких скальных пиков и вечных льдов на вершинах. Их рельеф мягче, здесь больше деревьев, среди которых преобладают ели, высокие и стройные, в зимнее время покрытые толстыми шапками снега. И снег здесь отличается от кавказского. Он мягче, суше, более рассыпчатый и очень скользкий. Дорога в селение Чимбулак шла по краю огромного оврага, на дне которого виднелась небольшая речка, в нескольких местах перекрытая бетонными плотинами. Можно только вообразить себе, с какой бешеной яростью вздувается эта речка весной и летом, когда начинают таять снега, одеялом многометровой толщины покрывающие все окрестные горы.

Часа через полтора-два мы дошли до горнолыжной базы «Чимбулак». В то время она представляла собой несколько одноэтажных домиков, в которых могли поселиться от силы человек пятьдесят, да и то очень тесно и скученно. Чуть выше других располагался сдвоенный домик, в котором находилась небольшая столовая с кухней, а в стороне стоял домик в виде бочки, в котором была мужская и женская бани. Нам отвели дом недалеко от столовой, немного пониже нее, и в нем поселились человек пятнадцать студентов разных московских вузов: Института физкультуры, авиационного и бауманского. Юра Клюев представлял МГУ, а я – Первый медицинский институт. Среди нас были четыре или пять девушек, устроившихся в отдельной комнатке того же дома. Студенты из Алма-Аты жили невдалеке от нас в собственном домике, принадлежавшем казахскому «Буревестнику». Каждый день, после зарядки и умывания снеговой водой, мы одевались на тренировку, брали лыжи и шли в столовую завтракать. Оттуда начиналась тропинка к подъемнику, до которого было не меньше километра вверх.

Буксировочный подъемник того же происхождения, что и в Бакуриани, был явно короче трассы скоростного спуска, в то время самой длинной в нашей стране. Старт скоростного спуска начинался от двадцатой опоры, но на больших соревнованиях трассу прокладывали выше, до Талгарского перевала. Тогда ее длина достигала почти пяти километров. Финиш мужского скоростного спуска заканчивался около домиков базы, а женского метров на четыреста выше.