«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

Ивановны ассоциируется с картиной зауральского огорода, живого нерва деревенской жизни. И стоит она перед нами высокая, всё ещё крепкая, прямая, с открытым лицом, добрыми глазами и без конца предлагает все выращенные ею деревенские деликатесы: огурчики, репки, морковки и синовороты». Добра, бесконечно добра!»[331]

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 374–380 об.

Публикуется только по «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» имеется очерк «Варвара Ивановна» в составе «Очерков по истории села Русская Теча Шадринского уезда Пермской губернии». Часть IV. (март 1966 г.). (ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 381).

Парасковья «Рожкова»

[1961 г. ]

«… долюшка женская…»

Н. А. Некрасов.

«Рожковы» – это было их семейной прозвище, а фамилия была Южаковы. Прозвища, однако, в нашем селе да и в других сёлах и деревнях нашего Зауралья чаще были в употреблении, чем фамилии: последние прилагались к именам только тех людей, семьи которых не имели прозвищ.

«Рожковы» были нашими соседями. В семьях – нашей и у них – получилось так, что мальчики были однолетками, или почти однолетками, что и обусловило дружбу, причём у моего брата Ивана, который был старше меня на четыре года, друзьями были Ванька и Васька, а моим другом был Санко. Названия – Васька, Ванька, Санко и подобные на нашем детском языке имели все оттенки значения: и общее значение собственное и уменьшительное, и ласкательное; одним словом они выражали наши дружественные отношения.

Известно, что дети отличаются наблюдательностью, и то, о чём речь будет ниже, как раз и является результатом детской наблюдательности автора настоящего очерка. В те отдалённые времена, в детском возрасте, эти наблюдения были просто безотчётными, без раздумий по поводу них, но со временем, особенно в пору, когда они предстали в качестве материала для размышления на темы социальных отношений, они явились как бы азбукой для понимания этих отношений, а также наглядной их иллюстрацией. В этом и состоит назначение настоящего очерка.[332]

Парасковья приходила к нам время от времени помогать нашей матушке, так как семья у нас была большая, и матушка просто физически не справлялась с семейными работами. Она помогала, например, нашей матушке стирать бельё. Гардероб каждого из нас был не столь уже богатый, но при наличии 8–9 человек в семье белья скапливалось много, и одна матушка не могла справляться со стиркой. В таких случаях матушка с Парасковьей с ворохом белья и двумя корытами – железными и деревянными, удалялись в баню и там стирали. Полоскать бельё и летом и зимой возили на реку, причём зимой полоскали в проруби, едва защищённой от ветра, голыми руками в холодной воде. Так уже заведено было у нас. Не удивительно, поэтому, что у многих женщин был ревматизм рук. Помогала также Парасковья полоть в огороде, рубить (шинковать) капусту при засолке, общипывать гусей при массовом колотье их и «чередить» их, т. е. обжигать от остатков пуха на их тушах после общипывания. По существующей теперь терминологии она относилась, таким образом, к категории разнорабочих.

Мы, как видно из сказанного, имели возможность знакомиться с жизнью Парасковьи при посещении ею нашего дома, а ещё более в её семейных бытовых условиях, так как были постоянными посетителями их избы, а иногда часами торчали в ней, залезали зимой на печку и полати для игр со своими друзьями. Тогда мы не понимали, что именно мы наблюдали в этой семье, какие бытовые явления в ней, и только позднее узнали, что мы были свидетелями постепенного обеднения (пауперизации) этой семьи и особенно свидетелями того, в каких условиях в этом случае оказалась женщина-хозяйка, мать значительной по количеству семьи.

Муж Парасковьи – Вениамин Георгиевич – или, как его короче называли, Вен Егорыч, а иногда просто «рожок», относился к той категории деревенских мужичков дореволюционного времени, которых один из персонажей рассказа А. П. Чехова «Мужики» назвал «недобытчиками». Правда, он из дома ничего не вытаскивал, как те, например, на пьянку, но и сам мало что добывал к дому, а семья росла. Отчасти это получилось от того, что он был физически неполноценным: слабо развит, прихрамывал, но к тому же и поленивался в недозволенную меру. Что говорить, вид у него был непрезентабельный, и прозвище «рожок» так созвучное с прозвищем «Сучок» у одного из персонажей рассказа И. С. Тургенева «Льгов», в какой-то степени характеризовало его наружный вид. Как часто бывает у людей такого типа, он, как и другие, вероятно, чтобы компенсировать свою физическую неполноценность, любил «хорозориться» – «надуваться», кричать, как говорят «трещать». Кто, например, больше всех кричал, выступал с критикой, требовал и т. д. на сходах? Это – Вен Егорыч! Он именно был бессменным в буквальном смысле слова «орателем» на сходах.[333] Такой же у него был стиль отношения и к Парасковье. Не будучи в состоянии обеспечить семью, он к тому же ещё страдал амбицией – считал унизительным для престижа семьи её подённую работу: иногда он подходил к нашему дому, когда она у нас была на какой-либо работе и кричал, чтобы она шла домой: «Эх, Параня, Параня, не стыдно тебе …» – кричал он. В домашних условиях он тоже всячески хорохорился над своей Параней, а она упорно терпела по закону: «жена да боится своего мужа». Только разве когда будет уже совсем невтерпёж, скажет: «будет тебе…»

Была она женщина, как говорили у нас, «могутная». В свои 35–40 лет она была в полном расцвете сил, сохранила свою красоту. Бывало, зимой мы рано приходили к ним в избу и наблюдали, как она «командовала» у печи: ставила в неё чугуны, горшки, ставила самовар, пекла лепёшки и т. д. Пламя из печки освещало её могучую фигуру, её лицо круглое, без морщинок. Временами она подтыкала за платок непослушные волосы. Все её движения были энергичными, «ладными», «круглыми». В детстве мы, конечно, не могли это всё определить и оценить, как проявление красоты, но потом, позднее, когда уже у нас появлялись элементарные представления о красоте и когда, например, в художественной литературе мы читали о красоте русской женщины у Пушкина, Некрасова и т. д., то наше воображение обращалось к ней, Парасковье, и казалось, что известные слова Н. А. Некрасова: «Есть женщины в русских селениях…» относились, между прочим, и к ней.

Народила Парасковья своему «рожку»» четырёх сыновей и одну дочь. Передала им свою натуру – крепкую, здоровую. Особенно удалась Анка – всё в неё, в точности воспроизведя её девичью красоту. И вот, когда семья определилась в таком составе, процесс обеднения уже