Время скитальцев - Мария Чернышова

не может расторгнуть контракт с Магистериумом. Ректор не дал согласия. Леандро Нери должен был переправить послание, как только станет точно известно, где ты. Наверно, вы разминулись с курьером.

Эрме негромко выругалась. Жаль, очень жаль! Что же теперь делать? Все интересные кандидатуры на этот пост были исчерпаны. Просить Фернана стать воспитателем мальчишки? Собственно, он был номером первым в составленном Эрме списке — и первым же вычеркнутым именем. Нет, это было бы слишком жестоко — обратиться с подобной просьбой…

— Но я уже нашел решение! — весело и громко сообщил Джез. — Есть отличный кандидат, достойный во всех отношениях. И что важно — обязанности свои он согласен выполнить даром, не требуя платы, в счет прежнего обязательства…

— В счет прежнего обязательства, — непонимающе повторила Эрме, и прежде чем до ее разума дошел смысл сказанного, она услышала шаги.

Эти неторопливые, чуть шаркающие шаги, создающие ощущение словно от циркуля, готового пешком измерить землю, были слишком знакомыми, чтобы перепутать их с чьей-то поступью. Шаги доносились из смежной комнаты — как если бы идущий ждал условного сигнала.

Во рту сделалось горько, словно Эрме глотнула отравы. Она поднялась на ноги, чувствуя, как пальцы сами собой дернулись к ножнам. Вовремя вспомнила, что Джез забрал кинжал (дрянной мальчишка!). Глупо грозить, когда ножны пусты, но разжать кулак оказалось не так-то просто. Запястье ныло, словно Лотаро воскрес и незримо выламывал кости.

Дверь отворилась.

Эрме сжала зубы. Столько лет она сначала ждала, надеясь на оправдания, затем — предвкушая, как отвесит пощечину и прогонит прочь, а затем… просто перестала ждать. И казалось, смогла жить дальше, вычеркнув прошлое из памяти — пока на пыльной дороге банкир не назвал имя Йеспера Варендаля.

И вот теперь глупое сердце с какой-то стати вздумало частить.

Бальтазаррэ Танкреди собственной персоной стоял на пороге гостиной. Выглядел он, как с неким злорадством отметила Эрме, усталым и весьма потрепанным жизнью. Шатания по чужим землям мало кому прибавляют здоровья, но в случае с Блудным Лисом перемена была просто разительной. Он постарел, исхудал, волосы потускнели и изрядно поседели, кожа потрескалась и имела нездоровый оттенок, будто у перенесшего лихорадку. Рука, судя по лубкам, сломана, и никакой плащ этого не скроет.

И повязка на глазу… Что такое у него стряслось с глазом?

— Рад видеть вас, монерленги. — спокойно и легко, точно они расстались неделю назад, произнес он. — И бесконечно счастлив, что вы пребываете в добром здравии и сиянии молодости и красоты.

Да этот негодяй еще и издевается, подумала Эрме. Она давно не питала иллюзий насчет своего возраста, и уж сейчас, когда она стояла здесь, неумытая с дороги и загорелая, точно простая крестьянка, в воняющей конским потом пропыленной одежде, только жестокий насмешник или наглый льстец мог произнести такие слова.

— Чего не скажешь о вас, Бальтазаррэ Танкреди. Вижу, что древние были правы: для преступника, что ударился в бега, тягостно само осознание своего преступления. Оно давит, лишая его покоя телесного и душевного, и старит до срока…

— Право, монерленги, эти слова трудно отнести в мой адрес: преступник, как правило, бежит от правосудия. Я же, как только позволили обстоятельства, с радостью предался в его объятия.

Единственный глаз его нагло смотрел в упор.

Что ж, первый обмен ударами состоялся. Эрме ощутила, как оторопь, вызванная неожиданным вторжением, постепенно оставляет ее, уступая место чистой и звонкой ярости.

Джез Второй смотрел на эту сцену, крутя в руке наполовину очищенный персик. Эрме развернулась в его сторону. Мальчишка решил подстроить ей засаду⁈ Так пусть не жалуется!

— Вы, верно, не выспались, ваша светлость, — старательно сдерживая негодование, проговорила Эрме. — Или перегрелись на солнце. Или Двуручный Аксель ненароком задел вас по голове во время тренировки. Иначе никогда бы не назвали достойным человеком вора и предателя!

Подлец только вскинул брови и чуть прикусил нижнюю губу — очень знакомый способ скрыть усмешку.

Джез, откинувшись на кушетке, почесал кинжалом кончик носа.

— Я, конечно, лег ближе к утру, — ответил он. — И не то чтобы долго спал… Но я бы не был так уверен насчет вора, кузина. Воры, как правило, не возвращают украденное по доброй воле.

Он откинул край покрывала, застилавшего кушетку, и Эрме увидела лежавшую шкатулку. Джез толкнул лезвием кинжала крышку.

— Узнаешь, кузина? Кажется, эта милая вещица принадлежит тебе.

— Не мне. Это приданое моей дочери.

— От которого она отказалась, — Джез подцепил сложенное письмо. — Забирай, пока я не велел инвентаризовать его… или как оно называется, когда учитывают в казне.

Эрме подняла шкатулку. Лилия словно светилась, улавливая солнечные лучи, текущие из окна. Светилась так же, как в тот день, когда она кинжалом, обламывая ногти, выдрала ее из герба Аранты там, в тронном зале.

— Что ж, следует проверить, не фальшивые ли камни.

— Не трудись, кузина. Ночью здесь побывали мастера-ювелиры. Это без сомнения Цветок Печали. Камни настоящие.

В голосе Джеза звучала веселая нотка. Он явно наслаждался ситуацией. Засранец!

Эрме закрыла шкатулку и поставила на стол.

— Пусть так. Но этот человек не заслуживает вашего доверия. Он не выполнил условия контракта. И чему же он способен научить наследника герцогов Гвардари? Бежать? Скрываться от ответственности? Нарушать обещания?

Бальтазаррэ Танкреди кашлянул, привлекая внимание.

— И вы не дадите мне шанса обелить свое имя, монерленги?

— У вас было пять лет, чтобы оправдаться. Как-то вы не спешили.

— А вот я склонен проявить милосердие, — заметил Джез. — И рассудительность. Вы ведь не закончили свои изыскания, не так ли, Бальтазаррэ?

— Увы, после обвала пришлось прервать работы. А позже… непредвиденные обстоятельства вынудили меня покинуть Виоренцу и увезти с собой врученное мне достояние рода Гвардари. И, как человек ответственный и выполняющий обещания, я намерен довести начатое до конца: а именно завершить раскопки. И, учитывая, что сроки контракта были нарушены, готов принять за свой счет дополнительные обязательства по участию в обучении и воспитании его высочества Манфредо.

— Вот! — Джез поднял кинжал, словно указующий перст. — Слова человека, который искренне желает возместить убытки…

— Не вижу особой ценности в этом предложении, — равнодушно пожала плечами Эрме.

— Помнится, вы, монерленги, сами говорили мне, что джиор Танкреди — уникальной учености человек…

— Весьма польщен такой оценкой моей скромной персоны, монерленги, — тут же отозвался проклятый подлец.

Мало ли что она тогда говорила! Эрме чувствовала, что голова идет