Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

Для понимания общей ситуации в Тургае весьма показательно мнение генерала Лаврентьева, высказанное им 26 ноября 1916 года в телеграмме командующему войсками Казанского военного округа Сандецкому: «Огромные расстояния, отсутствие жилищ, карт местности, продовольствия, топлива, необходимость всегда иметь проводников среди озёр, барханов, камышей, лишают наши войска подвижности. При общем числе кочевого населения Тургайской области в 450 тыс. человек число мятежников, по примерному подсчёту мятежных волостей, достигает в Тургайском и Иргизском уездах до 50 тыс. аскеров. Пока они разбросаны по волостям, но уже стремятся соединиться в огромном скопище, действуя против городов Тургая и Иргиза, Карабутака и линии железных дорог. Не подлежит сомнению, что на умиротворение края потребуется не менее 1–2 годов»[732]. Характерно, что военные действия в Тургае продолжались до февральской революции в России, после которой войска получили приказ свернуть операцию.

В то время как в Тургае шли боевые действия, в Туркестане власти изучали последствия произошедших событий. 4 января 1917 года Куропаткин в докладе военному министру Шуваеву писал, что «в Ферганской области ранен 1 офицер и 6 нижних чинов. В Сыр-Дарьинской области убит один нижний чин и ранен 1. В Семиреченской области убито 3 офицера, 52 нижних чина, без вести пропало 75»[733]. В то же время среди гражданского населения в Семиреченской области было убито 2025 русских и 1088 пропало без вести. В Сыр-Дарьинской области убито 45 русских[734]. В феврале 1917 года Куропаткин говорил о 2325 погибших и 1384 пропавших без вести в Семиречье. Позднее он отметил, что в итоге оказалось, что убитых 1905 человек и 1105 пропало без вести. В Джизаке 83 человека убито, 70 пропало без вести[735].

Потери населения Туркестана и Степного края оценить гораздо сложнее ввиду отсутствия какого-либо учёта. Но они были очень масштабными. Андреас Каппелер считал, что только в Семиречье погибло более 100 тыс. казахов и киргизов, свыше 200 тыс. бежали в Китай[736]. В то же время Марко Бутино оценивает потери казахского и киргизского населения в этом регионе между 150 тыс. и 270 тыс. человек. Большая цифра, возможно, включает беженцев в Китай. Многие районы обезлюдели[737]. Если говорить о территории Казахстана в целом, то есть мнение Наили Бекмахановой, которая писала, что в течение 1915–1917 годов в Казахстане было отмечено сокращение численности казахов с 4 млн. 753 тыс. человек до 4 млн. 61 тыс. Особенно сильно число казахов сократилось в Семипалатинской, Семиреченской и Сыр-Дарьинской областях. Значительная часть из них бежала за пределы Казахстана[738].

Конечно, любые оценки потерь местного азиатского населения в такой ситуации носят условный характер, но они в любом случае были весьма значительными и существенно превышали известные потери русского населения. Всё-таки у правительственных войск, а в Семиречье также и местного крестьянского и казачьего населения, было подавляющее военное превосходство. К тому же нападения восставших на русские посёлки в Семиречье на первом этапе восстания создало негативный фон для действий карательных отрядов. Их действия были весьма жёсткими. Киргизские и казахские аулы подверглись настоящему разгрому. В частности, в Семиреченской области хозяйственные потери казахского и киргизского населения оценивались в 75% всех овец, 90% лошадей, всех голов крупного рогатого скота, половины верблюдов[739].

Здесь стоит отметить, что такие тяжёлые последствия восстания 1916 года для местного населения с самого начала были очевидны для немногочисленных представителей казахской интеллектуальной среды. К Первой мировой войне у казахов уже была пусть малочисленная, но довольно активная в политическом плане интеллектуальная элита. Казахи были представлены в первой и второй государственных думах России, имели средства массовой информации. Они стремились использовать эти возможности для защиты своих интересов в рамках российского государства, вполне отдавая себе отчёт в уязвимости положения кочевых народов империи в условиях разворачивающегося переселенческого движения. Приглашение в августе 1916 года в регион депутации Государственной думы, в которую вошёл Керенский, в том числе выглядела, как попытка использовать парламент для привлечения внимания к сложившейся ситуации и политике властей.

Сразу после появления указа Николая II казахские интеллектуалы выразили свою позицию. 8 июля 1916 года в передовице газеты «Казах» было написано, что «ныне объявленный приказ о мобилизации на тыловую работу загнал нас в тупик. Следовало бы выйти на защиту государства с оружием в руках наравне с другими. Навязанную нам чёрную работу считаем унижением. Но приказ царя — истина, и ему возражений быть не может… Легкомысленно уклоняться. Это будет разорение для населения»[740]. Это был достаточно трезвый взгляд на ситуацию, особенно в контексте возможного разорения.

7 августа в Тургае с разрешения местного губернатора прошло собрание казахских представителей из ряда областей Степного края, председателем был избран Алихан Букейханов. В ходе встречи участники предложили ряд мер для разрешения ситуации. В частности, предлагалось отложить призыв рабочих до 1 января 1917 года, а в южных уездах до 15 марта 1917 года, сформировать новые списки вместо старых, которые были составлены неправильно. Кроме того, предлагалось оставить в каждой семье одного работника, дать разрешение предоставлять мобилизованным право на замену, не призывать мулл и учителей из расчёта один мулла на один аул и один учитель на 50 кибиток, предоставить мобилизованным право на формирование артелей и ряд других мер[741]. Но данные предложения не были приняты властями.

Позднее 30 октября 1916 года, уже после завершения восстания в Туркестанском генерал-губернаторстве, и в ситуации его продолжения в Степном крае, было опубликовано письмо А. Байтурсынова, М. Тунганчина, М. Дулатова и С. Кадирбаева, в котором говорилось: «если казахи будут сопротивляться по-настоящему, в степь выйдут войска — народ лишится покоя, одинаково пострадают и люди и скот, нарушатся основы уклада жизни»[742].

В исторической работе, изданной уже в независимом Казахстане в 1993 году Н. Кенжебаев высказывал мнение, что «главным мотивом того, что значительная часть интеллигенции отрицательно отнеслась к противодействию выполнения указа о мобилизации казахов на тыловые работы, явилось стремление не допустить вооружённого выступления против карательных царских отрядов, направленных на физическое истребление непокорного и безоружного народа. Лидеры казахской интеллигенции вполне справедливо полагали невозможным сопротивление практически безоружного народа современной, технически оснащённой царской армии»[743]. Безусловно, что образованные казахи лучше, чем их более традиционные соплеменники, представляли себе последствия восстания и возможных жёстких мер по его подавлению. Для них было очевидно, что восстание против российских властей в первую очередь сможет ухудшить