Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

австрийцев бил неоднократно, а его победа в исторической битве при Гогенлиндене обеспечила ему славу не только национальной, но и европейской знаменитости. Наполеон вспоминал о нём на острове Святой Елены: «Моро был любим народом и армией»[1706].

Как бы то ни было, усердные розыски и аресты всех лиц, которых назвал в своих показаниях Буве де Лозье, начались со следующего же дня после доклада Реаля Наполеону, и первым, в ночь с 15 на 16 февраля, был арестован в своей квартире Жан Виктор Моро. Утром 16-го парижская официозная газета «Moniteur» поместила сообщение об аресте Моро в контексте устрашающей информации о том, что раскрыт англо-роялистский заговор с целью убить первого консула и вернуть к власти династию Бурбонов. Министр иностранных дел Неаполитанского королевства маркиз М.М. Галло, бывший тогда в Париже, свидетельствовал: «Общественное мнение потрясено, как если бы произошло землетрясение»[1707]. Большинство французов, даже искренне преданных и сочувствовавших в те дни Наполеону, отказывалось верить в виновность Моро.

Тем временем в Англии вдохновители и спонсоры заговора старались поднять боевой дух заговорщиков, оставшихся без Моро, оптимистическими прогнозами. А.3. Манфред обратил внимание на две информации из Лондона в газете «Московские ведомости» от 23 марта 1804 г.: на Лондонской бирже уже две недели каждое утро объявляли, что Наполеон благополучно убит, а по городу Лондону было расклеено следующее «извещение: «Поелику убиение Буонапарта и возведение на престол Людовика XVIII воспоследует в непродолжительном времени, то большая часть французов возвратится во Францию; посему сочинитель сего извещения предлагает свои услуги в звании учителя языков»»[1708]. Наполеон, естественно, обо всём этом знал и, как подчёркнуто у А.3. Манфреда, «поспешил напомнить, что он не из пугливых. 19 февраля он явился в Оперу; могло казаться, что его интересует только то, что происходит на сцене»[1709].

Истинная роль генерала Моро в англо-роялистском заговоре 1803–1804 гг. оценивается неоднозначно. Винсент Кронин, основываясь на показаниях Буве де Лозье, считал так: «Моро готов был возглавить заговор, но только для того, чтобы самому стать военным диктатором. Он не хотел никакого короля»[1710]. Такая версия, рождённая по ходу следствия о заговоре, естественно, стала официальной. Наполеон придерживался её даже в изгнании на острове Святой Елены. Вот что говорил он тогда своему врачу Барри О'Мира: «Моро в беседе с двумя другими заговорщиками (Кадудалем и Пишегрю. — Н.Т.) настаивал на том, что следует прежде всего убить меня; что, когда меня уберут, он получит огромную власть и влияние над армией, но до тех пор, пока я буду жив, он ничего сделать не сможет»[1711].

В наши дни новоявленный «развенчатель» Наполеона С.Ю. Нечаев утверждает, что, поскольку «версия о претензиях генерала Моро на диктаторство исходила от самого Наполеона», она «не выдерживает никакой критики». «У самого Моро и мысли не было ни о каком диктаторстве», — продолжает Нечаев с такой категоричностью, как если бы он был очевидцем и соучастником заговора, тем более что, по его мнению, «Моро был очень честным и порядочным человеком»[1712].

Здесь Нечаев не подумал или просто забыл о том, что «честный и порядочный» Моро вслед за Пишегрю тоже изменил отечеству и сражался против соотечественников на стороне россиян, австрийцев и пруссаков в знаменитой битве под Дрезденом 27 августа 1813 г., где и был смертельно ранен французским ядром. А накануне той битвы русский генерал князь Н.Г. Репнин-Волконский (внук фельдмаршала Н.В. Репнина и брат генерала декабриста С.Г. Волконского) был свидетелем потрясающей сцены. Вот как описывает её Е.В. Тарле: «Моро встретился с одним французским пленным, старым солдатом, и заговорил с ним. Тот узнал французского полководца, теперь помогающего врагам Франции. Солдат отступил от Моро на несколько шагов и вскричал: «Да здравствует республика!». В бывшем республиканском генерале солдат видел теперь изменника, с которым не захотел разговаривать»[1713].

Вернёмся, однако, в 1804 год. По данным следствия о заговоре, Моро встречался и с Пишегрю, и с Кадудалем, но не поддержал их роялистских планов. «Против Бонапарта — да, за Бурбонов — нет!» — так определил он свою позицию[1714]. Пока Кадудаль, Пишегрю и другие, роялистски настроенные заговорщики озадаченно соображали, как теперь быть, ищейки Реаля выслеживали их. Пишегрю был арестован в ночь с 27 на 28 февраля на конспиративной квартире, хозяином которой был его лучший друг. Он-то и выдал бывшего «спасителя отечества» полиции за 300 тыс. франков. В следующие дни, рыская по свежим следам, Реаль выловил почти всех участников заговора. Так, вслед за Моро и Пишегрю были схвачены трое высокородных адъютантов Карла д'Артуа — братья князья Арман и Огюст-Жюль Полиньяки и маркиз Шарль-Франсуа де Ривьер. Последним из главарей заговора под вечер 9 марта на улице Вольтера в кабриолете был опознан Жорж Кадудаль.

Арест Кадудаля стоил полицейским агентам немалых усилий и даже человеческих жертв. Четверо агентов гнались за ним, спасались (не всегда удачно) от его выстрелов, в последний момент буквально повисли на нём, пытаясь скрутить. Кадудаль отчаянно сопротивлялся. Е.В. Тарле даже посчитал, что при этом он «убил и изувечил нескольких сыщиков»[1715]. Но другие историки (В. Кронин и А. Кастело, В. Слоон и В. Скотт, М. Франчески и Б. Вейдер, О.В. Соколов и С.Ю. Нечаев) сходятся на том, что Кадудаль одного сыщика застрелил и ещё одного ранил. Только А.П. Никонов высказал особое мнение, явно перепутав «французского Махно» с кем-то другим: «Кадудаль оказал вооружённое сопротивление и был убит во время перестрелки»[1716].

Арест Кадудаля стал для большинства французов самым веским доказательством англо-роялистского заговора против Французской республики. Ведь Кадудаль, этот ужасный и неуловимый уже в течение ряда лет заговорщик, был в глазах истинных республиканцев олицетворением и бандитизма шуанов, и роялизма Бурбонов. О нём говорили (об этом узнал Вальтер Скотт!), что, «переодевшись слугой, он даже сумел пробраться в Тюильри, в покои Бонапарта, но не нашёл подходящего момента», чтобы заколоть первого консула кинжалом[1717]. Теперь возникшие было у многих после ареста Моро сомнения в том, что Республике действительно угрожает заговор, рассеивались. Откровенные показания Кадудаля о намерении заговорщиков убить первого консула и восстановить во Франции королевский трон Бурбонов[1718] вернули Наполеону доверие нации, пошатнувшееся в связи с арестом Моро. Кстати, и сам Моро 8 марта, через три недели после своего ареста и за день до того, как был схвачен Кадудаль, не выдержал тягот заточения и прислал из тюрьмы письмо Наполеону, содержание которого стало причиной того, что ореол героизма вокруг личности победителя