Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

4:6) – он благодарен просто за то, что растение и его убежище существуют. Однако у Бога припасен еще один козырь в рукаве, и Он по-прежнему надеется направить своего заблудшего и обиженного последователя к изобильной мудрости:

И устроил Бог так, что на другой день при появлении зари червь подточил растение, и оно засохло.

Когда же взошло солнце, навел Бог знойный восточный ветер, и солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог и просил себе смерти, и сказал: лучше мне умереть, нежели жить.

И сказал Бог Ионе: неужели так сильно огорчился ты за растение? Он сказал: очень огорчился, даже до смерти.

Иона 4:7–9

Иона справедливо признателен за блага, предлагаемые ему тенистым деревом, которое произросло так внезапно и так удачно, – но, конечно же, иерархический порядок его ценностей еще далек от того, чтобы считаться верным. Он радуется дару природы, прославляет ее – даже поклоняется ей, во всех смыслах, поскольку оплакивает ее гибель с почти самоубийственной исступленностью. Он рад передышке, которую дала ему природа, благодарен за эту милость и заботу – однако он злится на Бога, который превыше всего, за гораздо большую передышку, милость и заботу, которую Бог даровал жителям Ниневии. Иона показывает, что ценит природу гораздо больше, чем человека, – однако люди, к которым он испытывает враждебность, по-прежнему остаются людьми, несмотря на их проступки, и моральный деятель с правильными ориентирами должен ценить их гораздо больше, чем простые проявления естественного мира. Так Иона заменяет истинную мораль, способную сподвигнуть его даже на любовь к врагам, ложной целью и ложными предпосылками, из-за которых он становится союзником деревьев и лесов, пекущимся только о собственных интересах.

Итак, в этой истории о совести и ее зове есть еще одно серьезное предупреждение – против корыстного почитания природы, скрывающего глубокую ненависть к человечеству. Это возврат к тому самому идолопоклонству, о котором предупреждал и с которым боролся Илия. Иона очень благодарен за дерево, которое произросло, чтобы дать ему тень, и расстроен его гибелью, считая это преступлением против морали. Бог упрекает его, и справедливо, за придание столь великой ценности чему-то, что сам Иона не пытался произвести и на что не имел никаких прав, и кроме того, чему-то преходящему и незначительному: «Тогда сказал Господь: ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало» (Иона 4:10). Нет никаких «природных ресурсов» – никакой «окружающей среды», как бы ее ни превозносили; никакого внутреннего интереса «планеты», ценность которой превышала бы ценность человечества, – или, возможно, любого отдельно взятого мужчины или любой отдельно взятой женщины.

Возвысить природу над человеком может лишь гордец, ставящий себя в положение вечного судьи человечества – и вечно считающий его неполноценным. Это не истинное прославление естественного мира, а порочное и поразительно эгоистичное принижение того, что подразумевается как высшее творение Бога: «Я отменяю для себя запрет быть судьей всего человечества – и, вместе с этим, духа, даровавшего людям жизнь – и наделяю себя этим правом». Он судит самого Бога. Возвеличив себя, гордый узурпатор неизбежно становится жестоким садистом и оправдывает это с моральной точки зрения: если природа выше человека, то можно решить, что и любой ее аспект ценнее людей. Если человек не выше крысы или насекомого, то все, что можно сделать с ними – или даже с деревом, кустарником или сорняком, – можно с еще большим основанием сотворить с человечеством в целом или с любым из нас в частности.

Так заканчивается великая история Ионы – несовершенного и невольного пророка, столь таинственно проглоченного китом. Чему же учит нас последнее из выбранных нами древних повествований, которые стали краеугольным камнем нашей культуры и позволяют нам увидеть истину? Мы видим, что Бог, как и в описании Его встречи с пророком Илией, ясно изображен как голос совести – хотя, конечно же, не ограничен этим; что человек, который отказывается говорить, когда к нему в дверь стучит божественное, – будь то в материалистическом смысле, как инстинкт, или в религиозном, как зов небес, – обрекает себя и свою культуру на участь хуже смерти; что даже после такого трусливого молчания и в самой адской бездне все еще можно искупить грехи и снова стать цельным – если есть воля к этому; что молчание добрых – это победа злых деспотов; что человек, готовый провозгласить во всеуслышание простые истины, может спасти даже вражеский город, а отсутствие этих истин влечет апокалипсис; что пророк-искупитель, даже свершив свою миссию, может пасть жертвой собственной жажды возмездия; и что любовь к человеку, даже в его падшем состоянии – это более возвышенная моральная добродетель, чем поклонение щедрым, необходимым и обильным природным благам.

В двух словах, нет никакой реальной разницы между молчанием добрых людей и победой зла. Это серьезный урок для маленькой истории; это великая истина, запечатленная в кратких строках; на понимание этой истины может уйти немало времени – однако во всех книгах, рассмотренных нами, мы найдем ту же суть; ту же квинтэссенцию искупительной мудрости, непрерывно проникающей в нас снова и снова; те же сокровенные и важные драматизации Бога, мужчины и женщины. Само творение, Адам и Ева, Ной и Вавилонская башня, приключение Авраама и Моисея, нисхождение и восхождение Ионы, невольного пророка – это истории, которые структурируют наше восприятие, придают весомость нашим представлениям, создают простор для применения наших знаний и позволяют нам уравновесить мудрость традиции – истинного столпа, мировой оси – с непосредственными сиюминутными впечатлениями. История мужчины, женщины и Бога – это история не об удовольствии и не о власти, а о череде жертвенных преображений, возводящей нас к вершине и примиряющей прошлое с будущим, а личность – с социумом; это многогранное повествование, которое разворачивается по мере прочтения библейских книг. Нам нужно услышать эту историю, чтобы остаться в здравом уме; полностью понять ее, чтобы жить дальше в бешено мчащемся мире; и осознать, что совесть, выступая как ориентир, зовет нас запечатлевать ее и воплощать в материальном облике, – поскольку только так мы сможем возвратиться в Эдем и вечно играть в Царстве Божьем.

Заключение

Мир, как мы поняли, не сводится к набору фактов, а значит, простого, прямого и очевидного пути от того, что есть, к тому, чему следует появиться, – или, иными словами, от факта к действию, – просто не существует. Кроме того, мир не детерминирован и не прямолинеен; это не то место, где