Трансатлантическая кошка - Екатерина Паршукова

– А что, разве это не так? – Андрей обернулся и выпучил глаза, изображая крайнюю степень наивного удивления. Потом серьёзно добавил:

– Катён, ну ты же взрослая девочка – прекрасно понимаешь, что большинство людей всегда видят только обёртку, и очень мало кто заглядывает внутрь. С этим ничего не сделаешь. Просто смирись. Для большинства людей мы действительно зажравшиеся придурки.

– Да! Но ведь даже за очень большие деньги такие полёты просто так не сделаешь, если до тебя не проложили маршрут, если до тебя не подготовили технику. Кто-то должен сделать этим первым, – возмутился Илья. – Вот просто вспомни, как часто ты сталкиваешься с тем, что люди требуют новых технологий, новых продуктов, новых открытий. Требуют точных представлений о прочности этого мира и его безопасности. Но кто-то же должен всё это искать и изобретать. И кто-то должен всё это испытывать на себе, находить эти пределы безопасности и прочности!

– Должен, конечно. Вот мы и делаем. Разве нет? Об этом Катюха и напишет. Потому что есть и другие люди, которые поймут. Да, их немного, но они есть.

– Напишу. Но я не могу написать про каждое действие. Это скучно для тех, кто не в теме. Всем интересно про простые понятные радости – достопримечательности, впечатления. А вот как рассказать, что полицейские лошади, водопады, рюмка водки с друзьями детства – это вспышки радости в промежутке между большой рутинной работой. Опорные точки, размечающие проделанный путь. Но именно эта работа может быть самым большим кайфом. Не только вкусная еда, секс, алкоголь, вечеринки, а вот это всё, что сейчас вокруг нас. Вид за окном самолёта, сопоставление его с картой, фотографии, заметки, расчёты, радиообмен, планирование, набор гаечных ключей и отвёрток в багажнике, готовность в любой момент к сюрпризам погоды и техники. Вот в этом поток настоящей жизни, бегущей по венам, в этом счастье.

– Вот так и напиши.

– Попробую, конечно. Хоть и не думаю, что моего писательского таланта хватит на такие подвиги как разговор с устойчивыми убеждениями человечества, – вздохнула и пробежала пальцами по клавиатуре, набирая первое, что пришло в голову: «За четыре часа в самолете можно успеть сделать сотню фотографий, обсудить прошедший день, наметить планы на день будущий и даже заскучать. Но у меня были орехи, купленные в гипермаркете Чикаго, и они придавали особенный вкус этому перелёту. Я очень люблю самолёты и очень люблю орехи кешью. Сидеть в самолёте в обнимку с килограммовой банкой кешью, любоваться змеистыми горами северной Америки и передавать друзьям горстями перекатывающиеся в пальцах шершавые орешки – одно из лучших воспоминаний моей жизни».

От заметок меня отвлёк Дракоша, нырнувший носом вниз.

В сравнении с предыдущими промежуточную посадку для дозаправки на аэродроме Джиллет-Кэмпбелл штата Вайоминг можно считать спокойной, если забыть о затёкших ногах и ноющих спинах. Солнечная погода, пустой муниципальный аэродром, несколько небольших самолётов на стоянках в чехлах и заглушках. Мы были там так недолго, что я запомнила только смешную цветную статую лощади, стоявшую у входа в крохотный одноэтажный терминал. Я зашла в него со стороны стоянки и нашла там целого одного живого человека, пару кактусов на окне, кофейный аппарат и шикарную, стильную комнату для отдыха экипажей, разительно отличавшуюся от остальных помещений. На столе в комнате отдыха лежали журналы, – про авиацию, конечно.

– Смотри, какая книжка, – сказал Илья, снимая с полки большое квадратное издание в твердом переплете с суперобложкой, – для тебя лежит.

Книга называлась «Women and Flight» (Женщины и полёты) – много глянцевых страниц с фотографиями известных женщин-пилотов.

– Полистай. Пока заправляемся, время есть. Может быть, и про тебя когда-нибудь напишут в книжке с музейным штампом.

Я рассматривала старые фотографии цвета сепия и думала о том, как сильно изменилась техника и как мало изменились люди. Женщины летают уже больше ста лет, с самого зарождения авиации. Первая женщина-пилот Лидия Зверева и ее муж еще в 1910-х годах организовали самолётный завод и лётную школу в Риге – в городе, который на тот момент был одним из центров российской авиации. Однако до сих пор, даже спустя сто с лишним лет, люди относятся к крылатым женщинам как к чему-то необычному, что теоретически существовать не должно, но существует как исключение, которое только подтверждает правило на удивление публике.

– Илюх, я не думаю, что пол имеет какое-то значение. Я думаю, те женщины, да и мужчины, которые заняли свою страницу в таких книгах – это не просто люди с привычным для нас сложившимся бытом, подстриженной лужайкой перед домом, с детьми, собакой, газетами по утрам и воскресными походами в кино.

– А кто?

– Не знаю. Не могу подобрать слово. Горящие сердца, сумевшие вывести полёт на уровень, где рутинная работа уступает место искусству. И оставившие результат своего мастерства человечеству. Смотри, вот еще книги и журналы – здесь про каждого пишут, что они «посвятили жизнь своему делу» – стандартная формулировка. Но пролистай биографии вдумчиво, не торопясь, посмотри – сколько совпадений и как им везло назло. Можешь считать меня сумасшедшей, но кажется, что это было не совсем их решением – будто их вела какая-то сила, неведомая обычному человеку.

– Это ты сейчас про божественную силу? – покосился на меня Илья, – которая равна божественной массе на божественное ускорение?

– Не знаю, – я захлопнула книгу и положила её на стол, – Я не знаю, Бог это или что-то ещё, но верю в предназначение. Жизнь каждого человека не предопределена, но предназначена для чего-то, а уж как человек распорядится своим предназначением – это и будет результатом и смыслом его жизни.

– Эк тебя, мать, понесло в высшие материи. Предлагаю продолжить этот теологический диспут ближе к небесам хотя бы на пару километров. Пошли в самолёт садиться.

– Пошли.

Я закрыла Дракошину дверь, надела гарнитуру и слушала, как Илья с Андреем коротко и ритмично зачитывают чек-лист. Это стандартная процедура, напоминающая о том, что все мы живые люди и подвержены капризам памяти – той еще штучки с сюрпризами. Удивительно, но вы можете помнить восьмизначную маркировку каждой детали самолета, и при этом забыть день рождения тёщи, а вместо напоминания о необходимости проверить уровень масла в двигателе, память может подкинуть картинку про сезонные скидки в любимом магазине и увести мыслями далеко от масляного щупа. Причём чем большее количество информации используется ежедневно, чем сложнее деятельность, тем больше вероятность споткнуться на чём-то простом и рутинном. А память, как любая опытная лгунья, будет отрицать свою ошибку вплоть до тех пор, пока её последствия не станут слишком очевидными. Вспомните, сколько раз за свою жизнь вы хлопали себя ладонью по лбу, восклицая: «Точно, как я мог это забыть!». Могу поспорить, что это происходило уже после того, как реальность подкинула неоспоримые доказательства того, что вы ошиблись. Именно для того, чтоб исключить ошибки памяти, придумали чек-листы.

В самолёте это две простейшие бумажки с таблицами. Первая бумажка – рутинные операции, вторая – внештатные ситуации. Они хранятся в карманах сидений или дверей поближе к рукам и глазам пилота. Вот эти бумажки Илья с Андреем и зачитывали перед полётом. Я слушала их дуэт и думала о том, что после посадки мы оставим Дракошу в Портленде и размеренный речитатив из слов и цифр в этом самолёте я слушаю в последний раз.

Весь наш маршрут до Портленда лежал над горным массивом. Чем дальше на запад, тем чаще серо-зелёный болотный цвет предгорий сменялся белым цветом снежных вершин.

Нам оставалось лететь совсем недолго, когда мы увидели самый большой пик. Можно сказать, что это был Царь-пик среди всех остальных гор – стратовулкан Маунт-Худ. Не заметить его было невозможно. Самый высокий пик в штате Орегон и четвертый по величине в Каскадных горах – части Кордильер, протянувшейся вдоль побережья Тихого океана от Канады до Калифорнии. Он не просто впечатлял, он откровенно доминировал над окружающей действительностью. Геологи говорят, что Маунт-Худ до сих пор считается действующим вулканом, хотя вероятность его извержения в ближайшее