Корабли и люди - Иван Георгиевич Святов

должность начальника оперативного отдела Главного морского штаба или инспектора по особо важным поручениям при наркоме. Ни к той, ни к другой должности ни по своей подготовке, ни по своему служебному опыту, ни по личным склонностям я не считал себя пригодным.

Об этом я доложил наркому и попросил его назначить меня на корабли флота. Фриновский остался весьма недоволен этим отказом, однако просьбу мою не отклонил и назначил меня командиром 3-го дивизиона эскадренных миноносцев на Балтийский флот. Это было блестящим назначением, о лучшем я и мечтать не мог.

В командировке в Москве я пробыл более двух недель и по своему обыкновению не написал домой ни одного письма. Когда я рано утром приехал в Мурманск и добрался до дому, жена, Мария Андреевна, бросилась ко мне вся в слезах: «А я думала, тебя арестовали! Два раза приходили с обыском. Перерыли все твои бумаги, забрали два академических задания с грифом “Учебно-секретно”. Арестовали Михаила Порфирьевича Мишагина».

Мишагин – мой подчинённый, командир ПСК-302, отличный моряк, который плавал ещё в 1922–1923 годах на яхте «Адмирал Завойко» рулевым у знаменитого А. И. Клюсса. Вместе с ним отражал нападение на корабль белогвардейских эмигрантов в Шанхае, пытавшихся захватить яхту. Невозможно себе представить этого человека каким-либо «врагом народа».

Мне стало безмерно страшно. Я умудрился в два дня сдать командование дивизионом капитану Попову и, ссылаясь на Фриновского – лучшая охранная грамота в данной ситуации, получить документы для следования на Балтику. Не медля ни секунды, я выехал вместе с семьёй в Ленинград.

Как мне кажется, установившаяся репрессивная систем исключала, как правило, проникновение карающей длани из одной сферы в другую по принципу с глаз долой – из сердца вон. Этому у меня есть несколько жизненных примеров.

Итак, в декабре 1938 года я прибыл на Балтийский флот в Кронштадт, принял 3-й дивизион эскадренных миноносцев типа «Новик» в составе семи кораблей: «Яков Свердлов», «Карл Маркс», «Ленин», «Володарский», «Артём», «Энгельс» и «Калинин».

Эти замечательные корабли являлись первыми серийными русскими эсминцами с паротурбинными двигателями, лучшими в своем классе. Строились они еще в дореволюционное время для Российского Императорского флота, но послужили и в нашем флоте вплоть до середины 1950-х годов с некоторой, конечно, модернизацией.

Они были абсолютно универсальны и пригодны для всего: и для торпедных атак, и для минных постановок, и для поддержки с моря сухопутных войск. Эсминцы прошли и Первую мировую войну, и Вторую. А «Яков Свердлов» – это тот самый первый эскадренный миноносец «Новик», построенный в 1913 году и определивший тип подобных кораблей.

Своё имя эсминец получил в память о крейсере, отличившемся в первые месяцы обороны Порт-Артура под командованием героя Русско-японской войны капитана 2 ранга Николая Оттовича Эссена. Уже будучи командующим Морскими силами Балтийского моря, вице-адмирал Эссен обратился лично в 1911 году с просьбой к императору о присвоении новому кораблю имени славного крейсера, погибшего в Японском море, у Сахалина 20 августа 1904 года.

Раньше на этих кораблях я плавал только во время учебной стажировки, будучи слушателем академии. Корабли знал – увы! – поверхностно. Их командиры все были молодые, командовали по первому году и надлежащего опыта в управлении манёврами эсминца не имели.

Сам я подобными кораблями никогда не управлял. К тому же, служа в морпогранохране, порядком отстал от флотских дел – вот и пришлось хорошенько поработать зимой 1938–1939 года: учить командиров, учиться самому, чтобы весной с началом кампании не ударить лицом в грязь.

Летняя кампания 1938 года оказалась для 3-го дивизиона напряжённой и сложной: артиллерийские и торпедные стрельбы, минные постановки, совместное плавание всех кораблей, обеспечение подготовки крейсеров и линкоров, буксировка щитов при их артиллерийских стрельбах и маневрирование в качестве цели при торпедных стрельбах. И ещё тактические учения соединений флота и обеспечение боевой подготовки подводных лодок. Всё это требовало беспрерывного нахождения кораблей в море.

В сентябре 1939 года под флагом замнаркома ВМФ флагмана 1 ранга Ивана Степановича Исакова мы искали польскую подводную лодку «Орёл», якобы ведущую провокационную деятельность против кораблей Балтийского флота. Лодку мы так и не обнаружили. В октябре того же года, получив право базирования в портах прибалтийских государств, мы пришли в Таллин.

Когда уже кампания закончилась и корабли в Кронштадте и Таллине готовились к зимовке, началась война с Финляндией.

26 ноября советское правительство направило протест правительству Финляндии по поводу обстрелов, ведущихся, по заявлению советской стороны, с финской территории: финны обстреляли наши пограничные посты и нарушили границу, чем и спровоцировали войну, которая началась 30 ноября.

В сущности, это не что иное, как локальный конфликт за жизненно важный для России выход в Балтийское море, контролируемый островами бывшей Российской империи, перешедшими после революции к Финляндии. Может быть, в этом аспекте его можно рассматривать как прелюдию ко Второй мировой войне. Мы уже понимали, что война с Германией неизбежна и что Финляндия – потенциальный союзник Гитлера. Опасность морской изоляции нашего флота оказывалась реальной, а дипломатические попытки поисков решения этого вопроса не увенчались успехом.

1 декабря эсминцы «Володарский», «Карл Маркс», «Ленин», «Артём» и «Энгельс» под моим командованием составляли отряд корабельной поддержки при высадке нашего десанта на острова Готланд, Сескар, Соммерс, Большой и Малый Тютерсы. Десант был высажен успешно, и острова захвачены.

В «порядке освоения боевого опыта войны» эсминцы были атакованы нашими самолётами, которые сбросили на свои же корабли бомбы, но «успеха» не имели. Весь ноябрь и декабрь мы поддерживали огнём артиллерии фланг сухопутных войск в районе мыса Стирсудден – Киперорт.

Своими параван-охранителями мы производили разведывательное траление мин в районе маневрирования линейных кораблей при бое их с береговой батареей Сааренпя, расположенной на острове Бьёрке, вели бой с береговой батареей Кильпсаари в Хаапсарских шхерах, где, по данным нашей разведки, у финнов была батарея 100-мм калибра.

Мы знали, что батарея Сааренпя состояла из трех 254-мм орудий с дальностью стрельбы примерно 90 кабельтовых. Когда мы подошли на заданную дистанцию шестидесяти кабельтовых, финны открыли по кораблям огонь из десятидюймовых орудий и первым же залпом накрыли головной эсминец «Карл Маркс», на котором находился я. Два снаряда легли перелётом и один – недолётом в 50–60 метрах. Прямого попадания не было, но от близкого разрыва на палубу эсминца посыпались осколки.

Пришлось дать самый полный ход и зигзагами, с сигнальной зелёной ракетой (одновременный поворот всем кораблям вправо) выходить из боя. Но, как только корабли повернули, другой зелёной ракетой я повернул их влево. Так пришлось маневрировать четыре раза. Разрывы сопровождали миноносцы на дистанции 90 кабельтовых. Отвернув на 180