Корабли и люди - Иван Георгиевич Святов

снаряжение до полных норм. Вместо учебных зарядных отделений к торпедам присоединялись боевые, и воздух в резервуары торпед накачивали до боевого давления. Корабли затемнились и рассредоточились.

Крейсер «Максим Горький» и эсминцы первого дивизиона «Гордый», «Стерегущий» и «Гневный» перешли на рейд Роя. Крейсер «Киров», второй дивизион эскадренных миноносцев и эсминцы «Сметливый» и «Грозящий» остались на Усть-Двинском рейде.

Плохо обстояло дело с пополнением кораблей топливом. На крейсере мазут подавался нефтеналивной баржой, а эсминцы принимали его в Усть-Двинске с нефтяных складов, но беда состояла в том, что топлива в Усть-Двинске имелось только около трёх тысяч тонн, что составляло лишь 75 % необходимого кораблям количества.

Его приёмка из-за низкой производительности береговых нефтеперекачивающих средств вместо двух часов, нормально необходимых каждому миноносцу, продолжалась шесть – восемь. В силу этого корабли ОЛСа к началу войны, несмотря на энергичные меры, принимаемые в этом направлении Валентином Петровичем, мной и командирами кораблей, были заполнены на 50–75 % от полного запаса топлива.

21 июня в 23 часа 37 минут по всему флоту была объявлена готовность № 1. Сомнений не оставалось! В полночь собрали всех командиров, замполитов кораблей и дивизионов. Дрозд коротко объявил о реальной угрозе войны. Ещё раз приказал проверить готовность кораблей к ведению боевых действий и установить подлинную боевую готовность.

Эскадренный миноносец «Сметливый» отправили в Ирбенский пролив для несения корабельного дозора при входе в Рижский залив. Никто не спал в эту ночь. На кораблях была сыграна боевая тревога. Все находились на боевых постах и зорко вглядывались в сумерки белой ночи.

Около пяти часов на флоте была принята телеграмм а о том, что Германия, вероломно нарушив договор о ненападении, бомбит наши города авиацией, заминировала фарватер в районе Кронштадта, а её сухопутные войска по всей границе перешли в наступление.

Утро выдалось солнечное, ясное. На море стоял полный штиль, поверхность воды казалась зеркальной. Словом, погода в этот летний день оказалась такой светлой и радостной, какой хотелось бы её иметь в счастливое воскресенье. Увы, чудовищная реальность войны не совпадала с теплотой июньских прогнозов.

Вскоре появились немецкие самолёты-разведчики на большой высоте. Корабли открыли огонь из зенитных орудий и начали сниматься с якорей, так как вслед за разведчиками с юга появилась большая группа самолётов.

Но, очевидно, не корабли являлись объектами действий противника, так как самолёты на почтительном расстоянии отвернули вправо и удалились в сторону берега в глубь нашей территории. Как потом выяснилось, объектами их ударов стали аэродромы, на которых находились сотни самолётов без топлива.

Так, на Митавском аэродроме неприятель уничтожил все истребители, не имевшие возможности подняться в воздух из-за отсутствия горючего.

Для нас первая половина дня прошла более или менее спокойно, хотя самолёты-разведчики навещали нас ещё несколько раз. Около 15 часов пришла шифровка командующего флотом, приписывающая командиру ОЛСа начать минные постановки в Ирбене миноносцами, а один крейсер и дивизион миноносцев выслать в устье Финского залива для прикрытия минных постановок, производимых минзагами и миноносцами эскадры, от воздействия противника со стороны Балтийского моря.

Замечу, кстати, что командующий Императорским Балтийским флотом адмирал Н. О. Эссен, не дождавшись разрешения царя, поставил минные заграждения в устье Финского залива за сутки до начала Первой мировой войны, и они сыграли очень положительную роль – пример, достойный подражания.

И немцы его умело повторили, поставив мины за два дня до начала войны, но не в своих водах, а в наших, в устье Финского залива, и также добились большого успеха, правда, не без «прохлопа» нашего штаба флота. Но об этом речь пойдёт далее.

Второй дивизион пошёл в Усть-Двинск принимать мины, а мне приказали вступить в командование отрядом кораблей ОЛСа в составе крейсера «Максим Горький» и первого дивизиона миноносцев и следовать в устье Финского залива для прикрытия минных постановок эскадры. Так начались мои самостоятельные боевые действия в 1941 году, далеко выходящие за рамки занимаемой мной должности.

Получив от Валентина Петровича указания по выполнению задачи и попрощавшись с ним, я на торпедном катере отправился на рейд Роя, где находились крейсер «Максим Горький», эсминцы «Гордый», «Стерегущий» и «Гневный».

На крейсер я прибыл в 17 часов 30 минут; согласно же приказу командующего флотом, отряд прикрытия должен был прибыть в устье Финского залива не позднее полуночи 23 июня. До района же прикрытия следовало пройти 170 миль. А это значит, что надлежало идти 30-узловой скоростью, чтобы прибыть в положенное место в назначенный час.

Но в то же время согласно действующим боевым наставлениям военным кораблям в районах, где противником могли быть поставлены якорные мины, предписывалось ходить с поставленными параван-охранителями. А наставления по их использованию подчёркивали, что они надёжны, если скорость корабля не превышает 14–18 узлов.

При нарушении этого предписания, при более высокой скорости, тралящая часть паравана будет перебивать минреп, на котором стоит мина, в точке их соприкосновения, и мины будут всплывать на поверхность. При скорости ниже 14 узлов резак паравана не будет перерезать мины, и мина может быть подтянута к борту корабля. Район, которым нам требовалось идти, по своим глубинам всюду допускал постановку мин.

Посоветовавшись с командиром крейсера Анатолием Николаевичем Петровым, мы решили идти с поставленными параванами 22-узловой скоростью, то есть предельной, на которой было можно ещё надеяться на нормальную защиту параванов. Этой скоростью мы рассчитывали прийти в район прикрытия около трех часов ночи.

Походный порядок был установлен следующий: головным шел эсминец «Гневный», в 10–12 кабельтовых от него «Максим Горький».

На курсовом углу 60 градусов от его левого борта, на той же дистанции, в 10–12 кабельтовых, крейсер сопровождал эсминец «Гордый» с командиром дивизиона на борту капитаном 2 ранга С. Д. Солоухиным, а на курсовом углу 60 градусов правого борта в тех же 10–12 кабельтовых шел эсминец «Стерегущий».

Погода, как я сказал, стояла изумительная. Полный штиль, море не шелохнётся, ласковое, лазурное. На небе – ни облачка. Видимость полная. Шли по боевой готовности № 2: всё оружие изготовлено к бою, одна смена на боевых постах, готовая к бою, остальные отдыхают тут же.

Когда в сумерках белой ночи мы проходили траверз маяка Вильсанди, то на весте на фоне багряного горизонта обнаружили подводную лодку на дистанции 70–80 кабельтовых, идущую в позиционном положении, то есть притопленную до рубки, курсом зюйд. Хотя подлодка и не дала своих опознавательных сигналов, мы всё же посчитали её своей, так как она шла в сторону противника. И мы оставили её в покое. Да и в задачу отряда не входила борьба с подводными лодками – мы должны были уклоняться от них.

Вскоре